Кирилл Левин - Солдаты вышли из окопов…

По дорогам, двумя лучами сходившимся к деревне, подходили остальные полки дивизии. На большом лугу Самсонов приказал пропустить войска церемониальным маршем. Через час, когда дивизия была построена, заиграли полковые оркестры. Самсонов, окруженный штабом, стоял на пригорке. Широкие колонны, отбивая шаг, проходили мимо командующего. Офицеры с обнаженными саблями шли впереди частей. Развевались знамена. Карьером проскакал казачий полк. Рысью пронеслась артиллерийская бригада — сорок восемь орудий, сильные, толстоногие лошади, зарядные ящики, бравые ездовые, усатые фейерверкеры. Самсонов улыбался, гладил белые усы.

— Хорошая армия, — как бы думая вслух, сказал он.

И генерал Нокс — английский представитель при штабе, не отнимая от глаз бинокля, кивнул головой:

— О да, очень хорошая…

Полк продолжал свой марш. Опять потянулись песчаные дороги, перемежаясь болотами. Опять возникали деревни, и с порогов черных, непохожих на человеческие жилища изб старики и женщины кланялись офицерам.

В сумерки Максимов дал полку короткий отдых и вызвал к себе Васильева. Сопя и тяжело вздыхая, он приказал капитану идти со своей ротой в авангарде.

— Знаю вас как опытнейшего офицера. Знаю, что на вас можно положиться. Только осторожнее, ради бога осторожнее. Не наткнуться бы опять на какую-нибудь неожиданность.

Он крепко стиснул Васильеву руку, поцеловал его.

Десятая рота беглым шагом прошла вперед, обогнув голову колонны.

— Ну, ребята, — сказал Васильев, обращаясь к роте, — нам дано почетное поручение, дружно выполним его!

Он объяснил солдатам, в чем заключается их задача, выделил сильную разведочную команду, сам пошел с ней, а Бредова оставил в роте. Команда выслала дозоры. Васильев остался с ядром разведки, назначил связных между ядром и дозорами и приказал выступать. Карцев был при командире. Дозоры ушли, Васильев с остальными людьми двинулся за ними.

Стемнело. Облака медленно плыли над лесом. Душная сыроватая теплота подымалась от земли. Карцев подошел к командиру. Ему хотелось поговорить с ним. И когда Васильев спросил (как часто он вообще спрашивал солдат), хорошо ли тот чувствует себя в походе, Карцев решительно ответил:

— Покорно благодарю, ваше высокоблагородие, хорошо! Разрешите спросить: ведь не может быть, чтобы мы и эту войну, как японскую, проиграли? Россию подняли и разворотили… Ваше высокоблагородие, если разворошить сумели, должны и великие дела сделать?

Васильев сбоку посмотрел на Карцева.

— Что же это ты, братец? — сказал он, и в его голосе послышались жесткие ноты. — Какой же ты солдат, если так рассуждаешь? Ты думаешь, что война как свадьба: заиграла музыка, и повели молодых к венцу? Нет, тут каждый шаг надо выстрадать, купить его кровью и муками. Ты русский, и у нас с тобой одна родина, которую мы должны оборонять. Вот, братец, как нам надо с тобой думать.

И, как бы подстерегая и угадывая те мысли, что могли укрыться в солдатской голове, он близко наклонился к Карцеву и строго закончил:

— Иначе думать не смеем! Думать иначе — это измена. Запомни — измена!

Карцев ничего не ответил. Кто-то осторожно коснулся его плеча, и, оглянувшись, он увидел смутные очертания лица, удлиненного бородой. Присмотревшись, узнал Голицына. Голицын пошел рядом.

— Слышал я, как ты разговаривал с ротным, — сказал он. — Над чем ты мучишься? Какие тебе великие дела нужны? Чего тебе от войны надо? Или ты от нее хорошее ждешь?

Голицын начал спокойно, даже иронически, но затем слова его зазвучали едко и злобно. Карцев хотел ответить, но не успел. От правого дозора прибежал связной, шепотком что-то доложил Васильеву, и капитан велел Карцеву и Голицыну идти на усиление дозора.

Они шли гуськом, и каждый раз, когда под ногами скрипела ветка, связной шипел:

— Тише вы!.. К девкам, что ли, идете?

Дозор залег на опушке леса. Карцев увидел ефрейтора Баньку и еще трех солдат, лежавших в кустах. Вдалеке мелькали тусклые точки огоньков, и трудно было угадать их происхождение.

— Рябинин туда пополз, — сообщил Банька. — Черт их знает, какие там огни. Вы, ребята, вдвоем пройдите шагов двести к ним. В случае чего — один беги ко мне с донесением.

Карцев и Голицын отправились. Карцев пробирался уверенно — сказывался опыт, приобретенный за эти дни. Мокрая трава брызгала в лицо прохладными капельками. Оба притаились в узкой, точно корытце, ложбине, и Карцев следил за огоньками, ни на секунду не выпуская их из поля зрения. Длинная огненная палка пролетела по черному полотну ночи, и донесся треск выстрела.

— Надо разузнать, — сказал Карцев. — Я поползу, а ты смотри не зевай, а то сразу снимут.

Голицын, кивнув ему, положил перед собой винтовку, поставил ее на боевой взвод. Сжавшись, щупая глазами тьму, он напряженно лежал, положив палец на спусковой крючок. Тревога оказалась напрасной. Стрелял солдат передового дозора во что-то белое, что появилось перед ним и, несмотря на окрик, продолжало двигаться. Белое оказалось заблудившимся гусем. Гусю свернули шею и опять залегли. Скоро послышался шорох: кто-то полз. Окликнули, наставив винтовки по шороху, и едва не застрелили Рябинина.

Вызвали Васильева. Рябинин доложил, что в деревне, расположенной в трех верстах отсюда, неблагополучно.

— Нет ни одного огня, а в проулке чьи-то голоса. Похоже, что немцы.

Васильев приказал остановить колонну, а сам вместе с Карцевым, Рябининым и Банькой отправился к деревне. Он быстро и легко шагал рядом с Рябининым, и оба они, небольшие, коренастые, казалось, были схожи, шли одинаковой охотничьей походкой. Впереди обозначилась черная масса строений. Согнувшись, они свернули с дороги и поползли. Близко залаяла собака.

— Не на нас, — прошептал Рябинин. — Брешет, не заливаясь.

Васильев полз впереди, за ним Рябинин; Карцев и Банька — немного позади. Вот в упор встало первое строение. Улица, как просека в лесу, светлела чуть заметно, тишина была такая чистая и ясная, что звенело в ушах. И вдруг — выстрел!

Они лежали, прижавшись к земле, и слышали голоса. Кто-то, грассируя, по-немецки ругался и грозил. Васильев пополз в сторону, за ним — остальные. Отползли к полю, обошли всю деревню. Вернулись к роте.

Максимов отказался от предложения Васильева окружить деревню и захватить неприятеля.

— Нет, голубчик, — вяло сказал он, — зачем нам ввязываться в авантюру? Нельзя ли нам как-нибудь миновать эту проклятую деревню? Ведите полк, капитан, ведите, родной мой! Я вам верю…

Васильев вынул карту (шинелями огородили свет электрического фонарика) и показал маршрут, которым следовало, по его мнению, идти. Денисов и Дорн возражали ему, остальные офицеры молчали, очевидно плохо ориентируясь в местности.