Людмила Харченко - Шел ребятам в ту пору…

Опять в кладовой закипела работа. Дмитрий поставил на табурет фарфоровые стаканчики (запасы мирных дней), положил в каждый из них цинк, влил солевой раствор в графитовые мешочки, и получился элемент, который дает ток напряжением в 1,2 вольта.

Митя сколачивал коробку. Стук привлек внимание Олимпиады Ивановны. Она протиснулась в кладовку, наглухо закрыла за собой дверь и молча уставилась на сына.

Митя перестал стучать, ожидая, что скажет мать. Ее взгляд не предвещал ничего доброго.

— Выбрось все это и подальше. Слышишь, выбрось!

— Мама, да ты что? У меня же скоро будет готов радиоприемник. Разве ты не хочешь узнать, где наши? Узнать правду о войне? Может, и про отца что-нибудь услышим.

Митя на мгновение забыл обо всем: в памяти воскрес отец, такой добрый и ласковый. Когда Митька был поменьше, то все хвастал перед товарищами: шапки и фуражки они носят те, что шьют его отец и мать в артели. А когда началась война и отец ушел на фронт, Дмитрий все прислушивался к сводкам Совинформбюро: может, отец сделал что-то такое героическое, что о нем сообщат в сводке.

Олимпиада Ивановна больше ничего не сказала сыну, только, выходя из кладовки, попросила:

— Ты хоть стучи потише!

Митя зачесал пятерней льняные непокорные кудри и снова принялся за дело. В коробку поставил все стаканчики, соединил, а дальше опять дело застопорилось. Надо было спаять кое-какие детали, а он не умел паять.

— Дядя Коля, — обратился к нему вечером Митя, — когда чините машинки, вы кое-что паяете. А мне поможете?

— Помогу.

И помог. Даже антенну вместе установили на чердаке, не выводя ее на крышу.

В первый вечер, когда приемник был совсем-совсем готов, Митя залил батареи раствором соли, и лампы загорелись. И Митины глаза тоже загорелись: победа! Пусть маленькая, но победа!

Была ночь. Все в доме спали, лишь Николай Дмитриевич да Митя упорно искали Москву. Нашли! Москва! 1Наша Москва!

На оживший приемник смотрели серьезные, немигающие глаза Ростокина и ошалелые от радости — Митины. Сводку Совинформбюро они в этот день не записывали, а слушали, глотали, как после сказал дядя Коля, боясь пропустить хоть слово. Зато на вторую ночь записывали по очереди. Листки с записью сводки Николай Дмитриевич аккуратно сложил и, зажав их в руке, вышел из кладовки.

Через два дня весь город говорил о листовках. Их наклеил кто-то даже на плакатах с Гитлером.

«ТОВАРИЩИ! С каждым днем, с каждым часом приближается момент освобождения нашего города. Враг, неся огромные потери, откатывается на всех фронтах. Красная Армия не выпустит проклятых гитлеровцев с Северного Кавказа. Дорога на Ростов уже перерезана. Керченский пролив станет могилой не одному десятку тысяч кровавых фашистов.

Вместе с проклятыми фашистами бегут и их приспешники — подлые предатели Родины, но их ждет гибель вместе с их хозяевами фашистами-псами.

Врет фашистская пропаганда, что фашисты меняют позиции. Нет и нет! Не позиции меняет враг, а бежит от Красной Армии.

Да здравствует Красная Армия!

Смерть немецким оккупантам!»

В то утро Митя вышел в город. Чужие на улицах солдаты и офицеры. Но что это? Около большого здания группкой сбились граждане. Митя тоже подошел к ним и услышал, как кто-то сказал: «Молодцы!» Лица людей расплылись в довольных улыбках. Но вот появились полицаи, и людей как не бывало. Кто-то на ходу крикнул, когда полицаи стали сдирать листовку с портрета Гитлера:

— А вы кипяточком!

Тогда Мите и в голову не пришло, что и он к этим листовкам имеет отношение.

А однажды дядя Коля сказал:

— Ты вот что, Митя, садись и помоги мне написать листовки.

— Дядя Коля, пишущих машинок у нас вагон и маленькая тележка, а мы от руки, под копирку…

— А что же ты не научился печатать? — весело спросил Николай Дмитриевич.

Кому потом передавались листовки, Митя не знал да и не старался узнать. Дядя Коля предупредил, чтобы он не был любопытным. Не знал Митя и того, что подпольщики берегли его как «радиоталант».

За первой крохотной радостью — действующим радиоприемником — последовали дни переживаний. Дмитрию принесли повестку с биржи труда.

Биржа размещалась в бывшем Доме связи. Сколько в высоком зале ребят и девчат! Неужели все поедут в Германию?

Митя протиснулся к небольшому окошечку, машинально, не глядя, кто там сидит, подал повестку, а когда поднял глаза, обомлел: их учительница немецкого языка. Она тоже узнала его, поднялась со стула и, убедившись, что гитлеровцев близко нет, зашептала в окошечко:

— Повестку твою я уничтожу, а ты уходи отсюда, больше не приходи. Слышишь?

Взволнованный Дмитрий побрел на Зеленый остров. Любимое место отдыха горожан теперь было пустынно. Митя посмотрел на оголенные поздней осенью деревья, на Кубань, что беспрестанно лизала берега, спустился ниже к воде, сел, прищурил светлые глаза и начал бросать в воду камешки. Долго сидел. Долго думал. Хотелось найти партизан, чтобы вместе с ними стрелять в ненавистных фашистов, но где их найдешь? Вернулся домой, когда над притихшим городом сгущались сумерки.

— Где же ты пропадал целый день? — накинулась на него Олимпиада Ивановна.

— Мама, не ругайся. Повестку мою уничтожили. Там наша немка. Она сказала, чтоб я больше не приходил.

— А зачем ты туда вообще пошел? — свирепо посмотрел на него Ростокин. — Не мог дождаться меня, что ли?

— Так вас же долго не было, дядя Коля.

— Ну вот что, друг, на улицу больше ни шагу. Сиди дома.

— Ладно, не буду, — покорно согласился Митя.

Николай Дмитриевич попросил Олимпиаду Ивановну:

— Оборудуйте нам, пожалуйста, с Митей жилье в подвале, Вера вам поможет.

А как только остались наедине, Митя и Николай Дмитриевич опять начали писать листовки.

Митя старательно выводил:

«ТОВАРИЩИ! Лживыми обещаниями фашисты вместе со своими подручными, подлыми изменниками, пытаются увезти молодежь в Германию. Тысячи молодых украинцев уже страдают в трудовых лагерях Германии, где их морят голодом, избивают, мучают непосильным трудом. Такая участь ждет всех попадающих в Германию, там их ждет мучительная гибель.

Записавшиеся на работу в Германию, не выходите для отправки! Скрывайтесь у своих родных и знакомых. Скоро подойдет час освобождения!»

Мите ничего не говорили о подпольной группе, которой руководил Михаил Сотников. Он лишь догадывался о ее существовании. Догадка его подтвердилась одной холодной ночью. К ним вбежал человек-богатырь. Он что-то встревоженно стал шептать Николаю Дмитриевичу.

Митя слышал обрывки фраз:

— Открыл калитку… немец автоматом в грудь. Рванул на себя… убил. Вбежал в дом… уходите немедленно… Жена ушла. Сестра больная. Загрохотали… В сенцах топор… немца топором одного… другого. Выбежал… Кубани… Выстрелы… Ушел… Оглянулся, зарево. Дом… подожгли. Сестра погибла.