Александр Проханов - Военные приключения. Выпуск 4

— Что такое?

— Звезды отштамповать. Две мины — две звезды.

— Где отштамповать?

— На рубке. Чтоб видней.

— Надо? — повернулся командир к замполиту.

— Надо.

— Штампуйте, раз надо.

Боцман соскользнул с трапа, и через пару секунд его голова показалась над краем рубки. Видимо, он висел там, держась за скобы.

— Вертолет справа сорок, двадцать пять кабельтов! — доложил наблюдатель.

Командир вскинул бинокль. На морском горизонте висела точка далекого вертолета.

— Вот теперь самолеты будут опасны. Реактивная струя у них мощная. А вертолет, что комарик.

Рокоча мирно, по-домашнему, вертолет сделал круг над кораблем и завис за кормой. Так он и шел, как привязанный, не удаляясь и не приближаясь.

Работа тральщика с вертолетом проводилась в соответствии с планом траления. Дело это было не новое, но еще достаточно непривычное, чтобы относиться к нему со всем вниманием. От моряков требовалось немногое — только держать постоянную связь с вертолетом. Главная роль в этом необычном симбиозе «корабль — вертолет» отводилась летчикам. Им нужно было точно выдерживать скорость и направление полета, наблюдать за небом и особенно за морем, чтобы не прозевать внезапно всплывшую мину и сообщить о ней на тральщик.

— Как им там, видно что-нибудь? — спросил Дружинин.

— Все видно, — сразу ответил штурман Ермаков, державший связь с вертолетом.

— А под водой?

— Волны мешают что-либо разглядеть. Игра светотеней, хаос пятен.

— Волн только в прудах не бывает. — В голосе Дружинина слышалось удовлетворение. Моряк, привыкший все делать обстоятельно, он в таком серьезном деле не очень доверял «верхоглядству». То ли дело трал: зацепит — не сорвется. А кроме того, существуют не только якорные мины, болтающиеся у самой поверхности воды, а и такие, что лежат на дне. Их-то с вертолета никак не разглядишь. Разве что мина будет лежать на небольшой глубине, да на чистом песочке…

И тут, на мгновение раньше наблюдателя, он увидел над блескучей поверхностью залива две черные точки — катера. Наблюдатель доложил — торпедные, но это были скоростные сторожевые катера с небольшими мачтами, перекрещенными антеннами радиолокаторов, со скошенными рубками, с автоматическими пушками на баке и на юте. В пенных бурунах они вынырнули из полуденной дымки, стремительно пошли наперерез тральщику.

Дружинин улыбнулся, всмотревшись в передний катер, и передал бинокль Алтунину.

— Взгляни, замполит.

На носу катера были нарисованы кривые клыки разинутой акульей пасти.

— Опять пугают, — недоуменно сказал Алтунин.

Катер с акульей пастью в опасной близости пересек курс тральщика, развернулся и, сбавив скорость, пошел параллельно метрах в десяти от борта. Другой катер проделал точно такой же маневр с другого борта. Из рубки высунулся длинноволосый человек с черной куртке без каких-либо знаков различия и долго рассматривал тральщик.

— Зачем пришли? — неожиданно крикнул он по-английски. — Вам здесь делать нечего.

— Врубите погромче, — сказал Дружинин, не оборачиваясь. — Чтобы потом не говорили, что не слышали.

Он поднес к губам палочку микрофона, и голос его густым звоном динамиков накрыл и тральщик, и катер, и море вокруг:

— Ваш катер грубо нарушает правила судовождения, что может привести к столкновению. Командование советского корабля заявляет решительный протест против ваших провокационных действий.

— Вы находитесь в чужих территориальных водах! — крикнули с катера.

— По просьбе египетского и по решению Советского правительства мы проводим боевое траление в египетских водах, — снова прогудел над волнами голос Дружинина.

— С июля шестьдесят седьмого года эти воды вместе с Синайским полуостровом принадлежат Израилю.

— ООН считает их временно оккупированными. ООН признает эти воды египетскими.

Помедлив минуту, человек скрылся в рубке. Катера, как по команде, разошлись в стороны и, набирая скорость, все глубже зарываясь в пенные буруны, покатились по широкой дуге, забирая за корму, туда, где покачивалась цепочка флажков на красных буях, обозначающих трал.

В этот миг дернулась палуба, и там, далеко за кормой, где скользили в синих глубинах тралы, высоко вспучилось море, и тяжелый рев взрыва прокатился над кораблем. Высокая волна швырнула катера. Круто развернувшись, они помчались прочь от тральщика.

Прибежал боцман с баночкой, полез на рубку. Потом он отошел за шпиль полюбоваться своей работой.

Взбаламученное взрывом море сглаживало волны, сверкало тысячами ослепительных бликов. Полуденный ветер нес с Синайского берега раскаленное дыхание пустынь.

— Как обед? — спросил командир у боцмана.

— Праздничный! — весело ответил боцман. — Свежие овощи, фрукты, компот из холодильника.

— Катер слева семьдесят, десять кабельтов! — доложил громко наблюдатель.

Катер возвращался один, тот самый, с акульей пастью. Уже не заходя за корму, он приблизился к борту, и тот же человек спросил по-английски:

— Когда уйдете из этого района?

— Когда выполним правительственное задание, — по-английски же спокойно ответил командир.

Черный человек постоял минуту, подумал, потом нырнул в рубку, и катер, резко отвернув, помчался прочь от корабля.

Два года назад Винченко довелось участвовать в экскурсии в Эль-Аламейн. Ехать было недалеко — на больше ста километров от Александрии, но дорога из-за монотонности пустыни показалась долгой. Светло-желтая равнина с редкими бурыми пятнами убогой растительности пошевеливала в зное задымленной линией горизонта. Черная полоса автострады была пуста, так что крохотное местечко Эль-Аламейн показалось среди этой пустоты приличным городом.

Машина остановилась возле указателя с надписью: «Английское мемориальное кладбище». В стороне, внизу под насыпью, возвышалась парадная аркада, за ней тянулись длинные ряды надгробных обелисков на могилах солдат и офицеров Британского содружества наций, которые, как говорилось в надписи, «пали смертью героев, сражаясь на земле и в воздухе Египта».

Рассматривая кладбище, аккуратное, ухоженное, Винченко вдруг увидел флаг со свастикой. Он развевался рядом с британским флагом у входа в военный музей. В музее висели портреты Гитлера и Роммеля. Потом экскурсантов привезли на немецкое мемориальное кладбище, где были столь же ухоженные ряды надгробий, показали высоченный памятник итальянским фашистам. А экскурсовод восторженно говорил по-английски, что скоро будет открыт еще один музей — музей Роммеля, что будет он в скалистом гроте, где находился штаб Африканского корпуса вермахта…

Винченко тогда подмывало спросить: «Кому все это надо?» Не спросил. А скоро и сам понял кому. Когда прочел высказывание Садата, что его «восхищение германским милитаризмом не поддается описанию».