Иван Бородулин - Мы — разведка. Документальная повесть

Не успели мы передохнуть после вылазки в тыл, как взвод получил задание — патрулировать нейтральную полосу между пограничными постами и левым флангом обороны дивизии. Таким образом, надежда на встречу с Людмилой опять лопнула.

Однажды вечером, когда мы уходили нести патрульную службу, Ромахин попросил оставить его с дежурным отделением.

— Натер ногу. Боюсь, как бы хуже не было, — и Ромахин с готовностью взялся снимать валенок, чтобы показать натертую пятку.

— Ладно, оставайся, — разрешил я. Утром, поставив лыжи, я зашел в свою землянку, собираясь будить Ромахина, и обомлел.

В землянке, воткнув в дощатый стол локти и зажав голову ладонями, сидела Людмила. Увидев меня, она сердито отвернулась.

— Это вы? — пролепетал я в растерянности.

— А вы будто бы не знаете? — сердито отозвалась она.

— А что случилось? — с тревогой спросил я.

— Неужели вы и вправду ничего не знаете?

— Я ничего не понимаю.

Оказывается, Ромахин со своими неизменными друзьями Гришкиным и Ивановым, желая избавить меня от душевных мук, не оставшихся для них секретом, в буквальном смысле похитили балерину и привезли на Шпиль.

Я поднялся, чтобы разыскать и наказать виновников за хулиганство, но она сказала, что ребята осознали свою вину и даже предлагали отнести ее обратно на руках.

— А как же все-таки они вас похитили?

— Очень просто. У нас шло собрание. Меня вызвали из палатки. На улице в темноте ко мне подошли трое, набросили на голову шубу, подняли на руки и понесли. Сначала я очень испугалась и закричала. Но потом узнала голос твоего связного.

Как выяснилось, Людмилу Кулагину похитители тащили 12 километров на волокушах для станкового пулемета, а доставив на Шпиль, перепугались и едва уговорили Людмилу не подымать шуму до моего прихода. Добавлю, что виновники, чувствуя неладное, ушли за передний край с отделением Николая Верьялова и более суток не попадались мне на глаза.

Весь день Людмила провела у нас в гостях. А к вечеру я попросил капитана Терещенко отпустить меня на прощальный концерт грузинских артистов в медсанбате. Капитан дал разрешение. На другой день утром труппа, а с ней и Людмила Кулагина, уехала на другой фронт.

Много лет я бережно хранил нашу дружбу и, получая на фронте ее теплые письма, отвечал не менее теплыми посланиями. Но судьбе было угодно устроить так, что мы встретились только один раз. Это произошло в 1946 году, когда к нам в часть приехала уже известная балерина Кулагина. У нее была своя жизнь, в которой мне осталось место полузабытого знакомого.

В конце апреля наш полк был отведен на отдых в район реки Западная Лица и находился во втором эшелоне до середины июня.

Лето в 1943 году было теплым, почти жарким, и разведчики купались, загорали и порой совсем забывали, что идет война. В середине июня полк получил приказ занять старые позиции, и мы снова оказались на Шпиле. Наши землянки находились в идеальном порядке. Разведчики, занимавшие их, были аккуратными парнями и позаботились о тех, кто придет на смену.

Сразу же мы начали изучать немецкую оборону и определили, что перед нами уже другие части. Не было «очкастого» фрица, выбивавшего из ручного пулемета плясовые мелодии, не было и немецких разведчиков, предложивших нам нейтралитет и таскавших листовки в пещеру на «нейтралке».

Все пришлось начинать сначала, а в первую голову надо было брать контрольного «языка».

Мы стали выискивать слабые места в обороне врага, чтобы наметить объект и начать подготовку к захвату пленного. Дни стояли жаркие, даже в низинах трава выгорела, стала коричневой и нередко воспламенялась от зажигательной пули. На ничейной земле всегда было душно от дыма, земля местами почернела, обуглилась, и как только на таких черных пятнах немцы засекали наши зеленые, обшитые травой и мхом, костюмы, то сразу же начинали очередной огневой сабантуй, от которого не каждому из нас удавалось улизнуть невредимым.

Лето в Заполярье — самое трудное время для поиска. Солнце, не скрываясь за тучи, светит порой по нескольку суток подряд, и если ты в это время в разведке, то прежде всего думай, как укрыться, слиться с землей. Если у тебя не хватило терпения и ты быстрее чем надо подтянул ногу или резко приподнял голову, то это движение может стать последним, а задание невыполненным.

Через два дня мы вышли на операцию. На этот раз проникнуть во вражескую оборону было решено на самом укрепленном участке, в районе высоты Челнок, всего лишь в 800 метрах от нашего переднего края. В группе захвата — четверо: Ромахин, Верьялов, Ерофеев и я. Остальные располагались недалеко от проволочных заграждений, готовые в любую минуту открыть огонь.

В центре высоты Челнок оборона была укреплена настолько, что нечего было и думать проникнуть сквозь шесть рядов колючей проволоки на рогатках и две спирали Бруно. Но вот правый фланг обороны немцев на высоте Челнок упирался в озеро. Его каменистый берег мы и выбрали для того, чтобы пробраться в глубь обороны противника, а оттуда по ходам сообщения подойти к любой точке переднего края за спиной немцев, сидящих в окопах.

Решаем, что все шестьсот метров вдоль проволочного заграждения, за которым стояли гитлеровские часовые, надо одолеть, пока солнце светит с востока, то есть немцам в глаза.

Выход назначили на вечер, если, конечно, можно называть вечером время, когда солнце светит вовсю, и не думая закатываться. Группа прикрытия ушла часа на три раньше, чтобы занять условленные позиции. Наши маскировочные костюмы, сделанные из мха и травы, походили на меховые шубы. Примерно полкилометра мы прошли быстро и незаметно, но вот оставшиеся 200 метров до проволочного заграждения ползли шесть с лишним часов. Прежде чем подтянуть ногу или переместить руку, приходилось внимательно осматривать участок земли, чтоб не стукнуть камнем, не хрустнуть стебельком. Нельзя разговаривать даже шепотом, нельзя сопеть и делать глубокие вдохи и шумные выдохи.

Скосив глаза вправо, я увидел, что немецкий часовой у дзота щурится от ярких лучей солнца, то и дело козырьком прикладывает к лицу ладонь, осматривая сектор наблюдения. Мы ползли на расстоянии двух метров друг от друга. Каждый знал, что малейшая его оплошность сразу же вызовет тревогу у немцев и те незамедлительно прошьют подозрительное место автоматной очередью. Это обстоятельство держало нас в величайшем напряжении. Почва вдоль проволочного заграждения не была одинаковой по цвету. Когда до цели оставалось метров сорок, встретились совершенно голые черные камни, на которых наши зеленые шубы отчетливо выделялись, но, к счастью, мы уже прошли зону наблюдения часовых.