Иван Бородулин - Мы — разведка. Документальная повесть

Сначала перепуганный немец бежал резво, но затем, видимо, поняв, что русским будет нелегко выбраться к своим, а он нужен как «язык», поплелся словно кляча. Ваня Ромахин быстро разгадал эту тактику и стал подгонять фрица легкими уколами кинжала в мягкое место.

Тот пошел быстро, но все время оглядывался и, как только к нему приближался Ромахин, машинально закрывал зад ладонями.

Часов через восемь нас встретил наряд, высланный Дорофеевым, а еще через час мы обнимались со взводом.

Ребята так обрадовались, что готовы были обнимать и немца, а Петя Гришкин, прозванный за свой тонкий голос Дудочкой, просто плясал от счастья и приговаривал, обращаясь к пленному:

— Ух ты, дорогой наш фрицик. Какой ты хорошенький, что попался.

Всю обратную дорогу Петр больше всех боялся, как бы чего не случилось с немцем.

Но тот вел себя тихо, смирно и заметно повеселел. Понял, что будет жив. На одном из привалов он даже попытался разжалобить нас, сказал, что его в Кельне ждет невеста, но теперь, мол, не дождется.

Я ему ответил, что у большинства парней, которые рядом, тоже есть невесты и неизвестно, дождутся ли они женихов. А для него теперь война кончилась, и он, если не будет дураком, вернется к невесте.

Мы удачно прошли через линию фронта и попали в расположение третьего батальона нашего полка. Я связался со штабом по телефону и доложил, что задание выполнено.

— Поздравляем с успехом, — ответили мне. — Следуйте в первый батальон.

После тяжелого пути и всех передряг ноги едва держали, но мы все же зашагали в штаб.

Вечером следующего дня все мы, отдохнувшие, побритые, приодетые в той степени, в какой можно приодеться на фронте, были приглашены к командиру полка на традиционный ужин, который всегда устраивался для тех, кто успешно выполнил задание. Но если у моряков центральным блюдом такого ужина был жареный поросенок, то у нас зажаривали самую большую треску, какая только находилась на продскладе. Готовили треску отменно и ели с большим аппетитом. Попробовать кусочек ее мечтали многие штабисты, и приглашение разведчиков на ужин почиталось за честь.

Немец-почтарь оказался знающим обстановку на всем участке и дал очень ценные сведения. Потом он длительное время жил с нами, выполняя во взводе незначительные дела по хозяйству: бегал на полковую кухню за едой, заготовлял дрова, кипятил чай и вообще старался услужить. Мы уже стали забывать, что он враг, звали, этого Петера или Пауля — не помню — Павлом и никак не предполагали, что впоследствии будет жестоко наказана наша беспечность.

Чтобы первыми узнать об изменениях на передней линии и в ближайших тылах врага, надо уметь слушать и смотреть, видеть мелочи, порой совсем незначительные, но позволяющие определить, что задумал враг.

Мы изо всех сил учились наблюдать и уметь.

Как-то вечером, пробираясь на передний край, я обнаружил, что мой табак кончился, и решил разжиться куревом в одной из попавшихся на пути землянок. Откинув край плащ-палатки, которой была завешена дверь, вошел в полутьму нашей фронтовой квартиры. Двое солдат сидели у кривобокого березового стола. Кто-то, укрывшись шинелью, спал на таких же немудреных нарах.

Вглядываясь в фигуры сидевших за столом, в широкой спине солдата я увидел что-то знакомое.

— Царице полей и тундры боевой при…

Я не закончил своего шутливого приветствия, потому что человек, сидевший спиной, мгновенно повернулся, вскочил и бросился ко мне.

Это был мой товарищ по училищу, уехавший на фронт чуть раньше меня, дорогой мой друг Сережка Власов.

Еще мгновение, и мои кости затрещали в медвежьих объятиях. Я тоже жал его крутые плечи, потом ткнулся лбом в щетину Серегиной щеки и почувствовал, что плачу.

Сели. Долго и внимательно глядели друг на друга.

Я заметил, что Сергей еще больше повзрослел, но как-то сник, потерял прежнюю бодрость, осунулся.

— Как ты тут оказался? — спросил я, разглядывая его пехотное обмундирование.

— Из госпиталя. Помнишь, тогда я уехал на Калининский. Вот там и ранило. А лечиться отправили в Мончегорск. Есть там госпиталь десять двадцать три. Может, знаешь?

— А почему в пехоте?

Сергей смутился:

— А я, понимаешь, не сказал, что разведчик. Вот и оказался здесь. Дали отделение. Ну, а ты?

Я рассказал о своих приключениях, а потом прямо спросил:

— Пойдешь ко мне во взвод? В разведку?

— А возьмешь?

— Ты что, чертов верзила, сомневаешься? Я ж тебя до печенок знаю, обормота.

— А здесь как? Из роты отпустят?

Не откладывая, я сбегал в штаб батальона и оттуда позвонил полковнику Каширскому — начальнику штаба полка, попросил перевести к нам Власова.

Полковник обещал, что приказ будет с очередной почтой. Я решил дождаться и вместе с Сергеем отправился в траншеи, где находилось его отделение.

После ужина Власов сдал дела младшему сержанту, и я увел его на Шпиль. Там тоже ждала радость — вернулся из армейского госпиталя разведчик Николай Верьялов, легко раненный в апрельских боях. Перед тем как уехать в офицерскую школу, Георгий Гордеев говорил мне о нем как о смелом и расчетливом человеке. И действительно, Верьялов оказался неплохим разведчиком. Мордвин по национальности, небольшого роста, с черными, как угольки, глазами, живой, подвижный, он обладал острым умом и рассудительностью. Смелость его всегда была построена на расчете, поэтому в любых ситуациях Николай оставался в выигрыше. Все ему давалось значительно легче, чем другим ребятам. Сказывался и характер, и опыт.

Шли дни занятий. Часть из них мы посвятили науке ползать по-пластунски. Этот вид движения для разведчика — насущная необходимость, и все ребята старались до пота.

Мы несколько раз выходили на нейтральную полосу в различных местах обороны, пытаясь уточнить расположение огневых точек противника. Порой мы специально открывали стрельбу из автоматов, чтобы вызвать ответный огонь и засечь его. Иногда после такой перестрелки мы приходили с дырками в маскхалатах. Но еще хуже было дело с дырками на брюках. Штанов у нас постоянно не хватало из-за того, что передвигались мы в основном ползком. Чтобы избежать частых скандалов с интендантами, мы специально нашивали на колени брезентовые полосы и щеголяли в таких брюках, вызывая смех и ядовитые шутки стрелков.

Однажды, возвращаясь с наблюдательного пункта, я заметил, что мой связной Ваня Ромахин то и дело поглядывает на меня, не решаясь о чем-то спросить. Наконец, он не выдержал:

— Может зайдем, командир, к девочкам?

— К каким девочкам? — остановился я в изумлении.

— Да тут недалеко живут, — сказал он и пояснил: — Снайпера. Недавно прибыли.

— А откуда тебе это известно?