Эрих Людендорф - Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918

Слишком многое влияло на душевное состояние стоявших на Западе германских частей, ослабленных гриппом и недовольных скудным и однообразным питанием. Захваченный в наступлениях провиант позволил какое-то время несколько разнообразить солдатский рацион, но уже ощущалась острая нехватка картофеля, хотя его урожай в Германии в прошлом году был особенно богат.

В баварских воинских частях ширились сепаратистские настроения. Влияние этих устремлений, распространяемых с молчаливого согласия баварского правительства и поддерживаемых вражеской пропагандой, отчетливо чувствовалось. Подстрекательская деятельность против кайзера, кронпринцев и всего королевского дома приносила свои плоды. Постепенно баварские солдаты стали воспринимать войну как чисто прусскую затею. Командиры использовали их в боях уже не столь охотно, как в первые годы войны.

Германия полностью находилась под влиянием вражеской пропаганды и речей государственных деятелей другой стороны, чьи выступления в первую очередь предназначались для нас. Все партии, представленные в парламентском большинстве, за исключением правых центристов, не уставали повторять основные тезисы враждебной пропаганды и спешили со своими предложениями относительно примирения, взаимопонимания и разоружения, не заботясь о необходимости сначала решить проблему нового миропорядка. Статс-секретарь ведомства иностранных дел, олицетворявший подобные взгляды, даже заявил, что исход войны не может быть решен только на полях сражений. Он, разумеется, вслух произнес то, о чем депутатское большинство думало. Так говорили в рейхстаге, в печати и повсюду нашему измученному народу и солдатам на фронте, от которых ОКХ требовало воевать, не щадя своей жизни. Разве могли при подобном постоянном внушении слабые натуры окрепнуть духом? Разве можно было ожидать, чтобы самоотверженно сражались за монарха и отчество молодые люди, росшие без надлежащего родительского воспитания в условиях политической партийной сутолоки и жизненных наслаждений, внезапно, после короткой подготовки, отправленные на фронт, или сбитые с толку мужчины, ставшие солдатами в связи с истечением срока брони? Разве не логичнее было предположить, что все они прежде всего станут думать о спасении собственной жизни?

Кроме того, все ближе к Германии подбирался большевизм, уже официально обосновавшийся в Берлине, чьи идеи охотно подхватили и распространяли независимые социал-демократы. Мы предостерегали от появления в Берлине Иоффе и, по инициативе главнокомандующего на Востоке, предлагали вести с ним дальнейшие переговоры в одном из городов оккупированной территории. Мы неоднократно указывали компетентным службам на революционную деятельность русского посольства в Берлине с его многочисленным служебным персоналом, на его связь с независимыми социал-демократами и их революционную работу, но никакой реакции не последовало. Господин Иоффе, при всей его уступчивости и сговорчивости, смог до такой степени ослабить боевой дух немецкой нации, в какой не удавалось Антанте с помощью блокады и пропагандистских трюков.

Он снабжал нацеленные на переворот подрывные элементы Германии денежными средствами. Его революционная деятельность стала известна в полном объеме, разумеется, лишь позднее. В Магдебурге руководитель независимых социал-демократов Ватер заявил: «С 25 января 1918 г. мы последовательно готовили переворот. Своих людей, отправлявшихся на фронт, мы побуждали к дезертирству. Дезертиров мы организовывали, снабжали фальшивыми документами, деньгами и листовками и посылали во все стороны, но главным образом снова на фронт, где они должны были обрабатывать солдат и разлагать фронт. Они убеждали солдат переходить на сторону противника, и разложение, таким образом, медленно, но верно свершилось».

Сказывалось также влияние отпускников, зараженных революционными и большевистскими идеями. В поездах тоже велась активная пропаганда. Ехавших в отпуск солдат убеждали не возвращаться на фронт, следовавших на фронт подбивали на пассивное сопротивление, склоняли к дезертирству или мятежу. В конце июня – начале июля многое еще четко не просматривалось, но уже незаметно и неудержимо надвигалось.

Немецких буржуазных либералов, социалистов и большевиков объединяло одно стремление – всячески подорвать власть; работа в этом направлении шла уже десятилетиями. И вот, когда государство оказалось в беде, все вышло на поверхность. Я не стану говорить о том, как честолюбивые депутаты лишали наше слабое правительство последних остатков уважения, и о том, как со всех сторон старались поколебать мои позиции и доверие ко мне, справедливо видя во мне подлинную опору существующей власти. Я думаю только о планомерной работе против офицерского корпуса. Вместо того чтобы признать офицеров в качестве гарантов законности и порядка в государстве, в них усматривали носителей «милитаристского духа», не задумываясь над тем, какое, собственно, офицеры имеют отношение к недостаткам, виною которых они якобы являются. Все обвинения были абсолютно беспочвенными. Офицерский корпус Германии никогда не занимался политикой. В нем служили представители всех сословий и партий; каждый мог стать офицером. К сожалению, по многим признакам офицерский корпус за время войны сильно изменился и мало походил на прежний. В непорядках и нарушениях виноваты были чуждые элементы, снизившаяся мораль нации и недостаток опыта у молодых офицеров, слишком рано занявших свои командные должности из-за чрезвычайно больших потерь офицерского корпуса. Однажды у доверчивого немецкого народа откроются на эти обстоятельства глаза, и он поймет всю степень своей неблагодарности, собственной огромной вины перед этим благородным сословием, а также перед своей армией и отечеством и перед самим собой. Быть может, тогда он найдет истинных виновников. Но в тот период, как по команде, все обвинения обрушивались на офицерский корпус.

Кажддый случай неправильного поведения офицера, о котором мне сообщали, – если даже это происходило анонимно, – я поручал тщательно расследовать. Положение и условия быта офицеров часто становились предметом обсуждений на совещаниях командного состава. В связи с многочисленными жалобами и обвинениями генерал-фельдмаршал фон Гинденбург выступил со специальным обращением ко всем офицерам. В этой войне офицерский корпус не посрамил своей чести. Опозоривших себя были единицы, и им воздавали по заслугам. Всякий офицер, не сохранивший в этой войне руки чистыми, покусившийся на чужое добро, хотя бы из желания уберечь его от уничтожения, тем самым замарал свое отечество, армию, офицерский корпус и самого себя. Как единое целое, офицерский корпус может собой гордиться, и не в последнюю очередь, тем, что, несмотря на травлю за его спиной, он на протяжении четырех лет прочно держал войска в своих руках, часто вел их к победе и нашел в себе силы вместе с преданными унтер-офицерами и солдатами продвинуться далеко за Рейн – великолепное достижение, равное другим прекрасным подвигам, совершенным во время войны.