Алексей Чхеидзе - Записки дунайского разведчика

Первая булочка исчезла во рту у слона мгновенно. Похоже, он даже не жевал ее. Потом хобот снова протянулся ко мне. Я на секунду заколебался, но тут же отдал и вторую булочку. Но что для голодного великана такое угощение? Он требовал еще.

— Мари, в пакете осталось шесть яиц.

— Если мы с тобой их не съедим, не умрем. А он очень голодный.

Очистив яйца от скорлупы, я положил их на ладонь. Хобот слона подхватил сразу все яйца.

И, словно благодаря за угощение, он закивал нам головой. Мари засмеялась, и мы с веселым настроением уехали из Будапештского зоопарка.

Так было в марте. А теперь август, и я уже не тот, что был тогда.

Грохотали колеса поезда. И меня радовало, что Мари не забыла, пришла и даже подарила медальон.

Ночью я проснулся от сильной боли. Впечатление было такое, словно кто-то тупым ножом водит по шее. В вагоне слышалось посапывание спящих, горели синие лампы. А возле моей полки стояла женская фигура и рвала с моей шеи медальон.

В полумраке я все-таки узнал нашу немолодую санитарку Параньку. Была она родом откуда-то из Западной Украины. Характер у нее был мрачный. В эшелон попала случайно. Но ухаживать за ранеными могла. И вот сейчас, пользуясь моей беспомощностью, она старалась сорвать медальон, да не знала, как отстегнуть цепочку. Воровато оглядевшись и убедившись, что все спят, она еще сильней рванула медальон. В глазах у меня все поплыло, и я потерял сознание.

Очнулся под утро. Медальона на груди не было. Стало обидно. Еще недавно я был разведчиком и с оружием в руках вступал в бои с врагом. А сейчас меня, калеку, ограбила старая баба, и я ничего не мог сделать. Сестра, обходя утром раненых, заметила, что медальона на мне нет. Она подумала, что цепочка случайно расстегнулась и медальон остался в постели. И тут она обнаружила на подушке кровь. Осторожно подняв голову, она нашла рану на шее. Ей все стало понятно.

Она забинтовала мою шею, вызвала санитарок.

— Кто сорвал медальон?

И смущенная Таня, и наглая Паранька удивленно развели руками.

— Алеша, кто сорвал медальон?

Это был трудный для меня вопрос. Я знал правду. Но Паранька могла ночью положить мне на лицо подушку. И я бы ничего не смог сделать.

Я сказал:

— Не знаю.

Наверное, это было малодушие, надо было назвать преступницу. Но в то время я этого не смог сделать.

Утром мы приехали в пограничный румынский город, нас направили в сортировочный госпиталь, а оттуда — в Киев. Так мне и не пришлось больше встретиться с Мари.

Лечиться меня послали в госпиталь в Одессу. Я очень надеялся, что здесь удастся восстановить зрение. Добрался до госпиталя поздно вечером. Сбросил халат и сразу же уснул на отведенной мне койке.

Утром, проснувшись, стал осматривать палату. Она была шестиместной. Все раненые в ней были ходячие. Напротив лежал фронтовик. У него была отнята нога выше колена. Он набросил халат на плечи, перекинул полотенце и на костылях вышел умываться.

Я лежал и не видел его лица. Но в его походке, жестах мне показалось что-то удивительно знакомое. Никто уже не спал. Раненые разговаривали. У двери застучали костыли, она открылась. И… вот это удача! Моим соседом оказался Ваня Бойчак. Значит, после десанта в Илок он все-таки выжил в лазарете Бачко-Паланка.

Неожиданная встреча взволновала меня. Я был рад, что увидел друга, которого считал погибшим. Ваня прошел к своей койке и сел, ожидая завтрака.

«Интересно, слышал ли он о моем тяжелом ранении? Скорее всего нет. Как ни тяжело будет обоим, а надо побыстрее к нему подойти и все объяснить. И лучше сразу, чем тянуть».

Я поднялся с койки. Не надевая халата, весь забинтованный, опустился рядом с Иваном. Он удивленно посмотрел на меня.

— Здравствуй, Ваня.

Он пристально разглядывал меня и не мог узнать. Лицо у меня было тоже забинтовано. И только левый глаз да бровь были видны. «Значит, я так искалечен, что даже близкие друзья не узнают меня».

Я старался сдержаться, но слезы так и покатились. Ваня совсем растерялся. Он понял, что рядом кто-то из друзей, а кто — догадаться не мог.

— Да это же я — Алеша Чхеидзе.

Иван рванулся ко мне, стиснул в объятиях, поцеловал куда-то в бинты.

Потом он осмотрел мои руки, минуты две сидел неподвижно. А дальше произошло то, чего я никак не ожидал. Мой друг повалился на койку. Рыдания сотрясли его тело. Кто-то из соседей принес воды. Ничто не помогало. В палате все затихли, сидели расстроенные. Ваня постепенно утих, поглядывал на меня и не знал, чем утешить.

Санитарка привезла завтрак. Мы ничего не ели и раньше всех ушли из палаты в парк. Он начинался тут же, за госпитальным садом. Ваня знал дорогу к морю. У большого валуна Ваня присел, предложил и мне опуститься рядом. Был солнечный день. Море чуть слышно плескалось у наших ног.

Мне почему-то вспомнилось, как год назад у берегов Одессы мы с Ваней готовились к днестровскому десанту, вместе с товарищами отрабатывали высадку со шлюпок. А Дунай для нас был где-то очень далеко. Мы его еще не видели. Но вот прошел год, год войны. Мы опять были у того же теплого моря, но встретились уже инвалидами.

Я рассказал Ивану и о событиях после илокского десанта, и о том, как мы участвовали в освобождении северо-восточной Югославии, Австрии. Рассказал о своем ранении и о странствиях из одного госпиталя в другой.

Иван слушал меня с большим вниманием. Он подробно расспрашивал о судьбе наших друзей. В свою очередь, Бойчак вспомнил, как тяжело пришлось раненым в лазарете Бачко-Паланка, где один за другим умирали герои десанта. Советские и югославские врачи днем и ночью дежурили в лазарете. Они сделали все возможное, что было в человеческих силах, чтобы спасти им жизнь. Но десантники были до такой степени изранены, что только чудо могло их выручить. И все же чудо произошло, и пятерым врачи вернули жизнь. Ивана перевезли в большой, хорошо оборудованный госпиталь в Белграде, потом эвакуировали в Союз. Только неделю назад он оказался в госпитале в Одессе.

— Алексей, мы с тобой долго кочевали по разным госпиталям, а в конце концов оказались в одной палате. Значит, суждено было нам снова встретиться и быть вместе. Кстати, ты знаешь, что всех нас представили к правительственным наградам?

Нет, я этого не знал. Это известие было приятно. Но шла война. Представление еще не награда. И с ним всякое могло случиться. Как я узнал позднее, так оно и получилось.

В тот же день мы долго сидели у моря, вспоминали боевых друзей, думали о будущем.

На следующий день к нам в палату пришла старшая сестра отделения Клава Тимошенко. Это была высокая стройная тридцатилетняя женщина. Ее брат капитан 3-го ранга В. А. Тимошенко в годы войны командовал на Черном море дивизионом морских охотников, а потом был старшим морским начальником в Белграде.