Юрий Черный-Диденко - Ключи от дворца

— Если бы такую теорию кто-либо попробовал развить в сорок первом, когда отступали… — не выдержал и довольно ядовито заметил Алексей. Костенецкий нахмурился.

— Мне, к сожалению, тогда воевать не пришлось, да, кстати, и вам тоже. Так что давайте психологически приучаться к наступательным боям.

Но и Костенецкий после того, как дивизионная газета похвалила роту за обогревалки, стал ее ставить в пример другим, и они прижились во всем батальоне.

Красноармейцы потеснились, уступая Осташко место у жаровни.

— Порадуйте чем-нибудь хорошим, товарищ политрук, есть оно или нет?

— Ишь, какой ловкий на хорошее! Что ж, по-твоему, иначе и заходить к нам, на солдатские посиделки, не стоит? Пристраивайтесь сюда, поближе к огоньку, товарищ политрук.

Алексея все еще звали по-прежнему — политруком, хотя уже присвоили и новое должностное звание — замполит!

— Говорят, что вы ребятам во втором взводе «Землянку» пели? Вот бы и нам послушать.

— У вас же и у самих певцы, — кивнул Осташко на Петруню.

— Он сейчас голосистый только у котла, когда на добавку потянет. Да и слов не знает.

— Ну, а я сегодня вас порадую другим… Лучше всякой песни, — проговорил Алексей и намеренно сделал паузу, повел взглядом по лицам отдыхавших. Тут сидели, наслаждались благами обогревалки Уремин, Рокин, встал из угла и придвинулся поближе Алимбаев, вскинул на Осташко загоревшиеся глаза Петруня.

— Дали немцам по зубам под Владикавказом… Тринадцать дивизий — тю-тю — Гитлер недосчитается! — Алексей стал пересказывать переданное утром сообщение Совинформбюро о закончившихся многодневных боях у подножия Кавказского хребта.

— Вот это Берлину зимний подарок.

— Какая там зима на Кавказе?! Наверное, еще в трусиках драпали.

— Последний час! Побольше б таких, глядь бы — и последний день, одним словом, каюк подошел.

— Ну, до этого далеко…

— А что под Сталинградом, товарищ политрук?

— Там бои, бои… Ничего нового пока не сообщили… Держится, стоит Сталинград… — ответил Алексей и прислушался к раздававшемуся за дверью знакомому голосу:

— Где политрук, не видели?

— Вдовин, это ты? Здесь я, заходи.

Торопливо вошедший Вдовин был чем-то ошарашен.

— Товарищ политрук, их… ихтиозавра откопали… дракона… — с порога выпалил он, смеясь глазами.

— Что сказки выдумываешь, Вдовин? Какого дракона?

— Ей-право! Там, где приказано новый ходок копать, начали лопатить и наткнулись. Прямо-таки чудовище. Может, посмотрите? Очень уж занятно.

Алексей вышел из обогревалки, увидел промелькнувший впереди оранжевый полушубок Борисова; тому сообщил о находке старшина.

Новую траншею стали рыть по приказу из штаба полка недавно, располагалась она под прямым углом к общей линии окопов, тянулась в сторону немцев. Копали ее, соблюдая секретность, по ночам, но теперь, когда углубились, работали и днем. Два отделения попеременно долбили кирками и лопатами зачугуневшую землю. Сейчас красноармейцы сгрудились посередине траншеи и что-то разглядывали.

— Собрались? Забыли, что приказывал? Ждете, чтоб миной накрыло? — прикрикнул Борисов. — А ну, марш по местам.

Красноармейцы отступили, затеснились в нишах, но не уходили. Всем было интересно услышать, что скажут офицеры.

На дне ямы, ничем по виду не отличаясь от серой илистой глины, лежали странные, действительно диковинные кости. Решетка огромных, уменьшающихся к хвосту пластинчатых ребер. Располовиненный, плоский и удлиненный по форме череп с огромным провалом глазниц. Не дракон, конечно, и не ихтиозавр, и не ящер, но и не похоже на останки какой-либо знакомой живности.

— По-моему, рыба, — присел на корточки и высказал свое предположение Осташко.

— И я сразу сказал, что рыба, — подхватил Гайнурин. — А ребята на смех подняли, не бывает, мол, здесь таких.

— А вот когда-то бывали… тысячи лет назад…

— Эх, сейчас такая бы попалась, на всю роту ухи хватило бы.

— Пожалуй, не только роте.

Алексей с любопытством прикидывал на глаз исполинские размеры костей.

— Что будем делать с ней, товарищ капитан? — спросил Браточкин у командира роты.

— Что делать? Воевать надо, старшина. Копайте ходок. Чтоб к утру закончили. Да, как предупреждал, поосторожней и землю относите подальше, на обратный скат, чтоб здесь наверху никакого следа не было. Понятно?

Но, уходя, Борисов все же с заинтересованностью ткнул носком сапога костяную голову, распорядился:

— А эту башку принесите на КП, в блиндаж, пусть пока полежит.

На западе над вороньим крылом леса морозно багровел закат, был этот багрянец какого-то хмурого оттенка, вернее, множества оттенков — густо-свекольного отстоя понизу, повыше темно-палевый, а еще выше сливались с тучами павлиньи, зеленоватые и желтые, отсветы. Посматривая на эту разгоревшуюся вполнеба игру застуженных красок, невольно любуясь ею, Борисов и Алексей возвращались к себе в землянку.

— Торопят нас с этой траншеей, — сказал Борисов. — Приказали, чтоб быстрей закончить… В разведку с нашего участка пойдут.

— Не думаю, чтобы только ради разведки.

— Нет, конечно, да и соседи тоже копают.

— Видишь, значит, обмозговывают что-то посерьезней.

— Да для начала и высотку прихватить было бы неплохо. Своими силами тут не обойтись. По меньшей мере батальон, а то и два нужно. Так что прощайся со своими обогревалками.

— Это без всякой печали, там, у немцев, они не хуже, попользуемся…

— Рассчитываешь на центральное отопление?

— Можно погреться и без него. Так, как под Владикавказом.

— Это и я бы не прочь.

Вечером следующего дня и в самом деле на участок роты пришла группа ночного поиска из дивизионной разведки. Все в белых, еще без единого пятнышка маскхалатах, с заносчивыми, самоуверенными повадками. Только в ротном блиндаже командир группы — младший лейтенант — сбавил спесь. Знакомясь со схемой полосы обороны, вежливенько допытывался где что, попросил в случае нужды прикрыть их отход, условился о сигналах. Расспрашивал он дотошно, смышлено, видимо, первое офицерское звание получил на фронтовых курсах, перед этим побывав уже не в одном переплете. Волосы стрижены по-солдатски, а усики над широкогубым ртом уже отрастил и, хоть подкручивать пока было нечего, все тянулся к ним крепкими, короткими пальцами. Щелкнул ногтем по приспособленной под пепельницу рыбьей голове, колупнул окаменевший глаз, который загадочно и вопрошающе глянул на него из невообразимо далеких, занесенных илом и песками тысячелетий: «Кто вы такие?»

— Ишь, штучка!.. — но расспрашивать не стал, заспешил.

Шел третий час ночи. Разведчики вылезли из окопов, осторожно поползли на ту сторону. А там, за белевшим бруствером, была все та же тьма-тьмущая, словно выпавший снег припорошил только нашу оборону, а немецкую обминул, не тронул. И ветер тянул из этого мрака ледяной, разгонистый — начал свой разбег еще где-то в Прибалтике, воровски прошмыгнул оголенными лесами Псковщины, убыстрил его на скользких льдах Ловати. Но то, что он бил в лицо, это тоже хорошо было для поиска…