Геннадий Синельников - Ах, война, что ты сделала...

— Надо уходить, комбат! — сказал советник майору Пархомюку. — Мои говорят, что они уже свою задачу выполнили, и им пора возвращаться в казармы.

— Ну, раз вы свою задачу уже выполнили, то я тогда — тоже. Вам это не нужно, а я за твоих сволочей своих ребят под пули ставить не буду.

Комбат с усмешкой поглядел на афганских командиров подразделений. Было ясно, что афганцы струсили и воевать не будут. Майор Пархомюк доложил командиру бригады об обстановке, потом дал команду на движение колонны.

Не успели первые «коробочки» пройти перекресток улиц, как оглушительно ухнул выстрел ручного противотанкового гранатомета. Я быстро вылез из БТРа. Обдавая жаром смерти, с режущим свистом прошел над головой и врезался в стеклянные витрины выстрел душманского гранатомета, потом еще и еще. По рации раздался крик. Сержант с идущего перед моим БТРа, в котором был комбат с советником, сообщил, что они оба тяжело ранены и находятся в бессознательном состоянии. Спрашивал, что ему делать дальше.

— Уходи в госпиталь! Прорывайся самостоятельно! Охраны не будет! — приказал я ему.

Водитель БТРа сорвал машину с места и, круша стеклянные витрины, какие-то лавочки, через ограждение арыка рванул в ближайший проулок.

Прямо по ходу, метрах в двухстах от нас, улица была перекрыта какими-то предметами, словно баррикада, и оттуда велся огонь. Видны были стреляющие по нам душманы. Огонь велся также с крыш домов, из-за выступов стен, заборов. Автоматные очереди, словно горох, щелкали по броне. Мы закрыли лобовые стекла БТРов. Несмотря на внезапность и активность бандитов, я дал команду личному составу через боковые люки покинуть технику и сосредоточиться на правой стороне улицы, наименее опасной, а БТРам задним ходом вернуться за поворот. Когда все подразделения сосредоточились там, где я приказал, дал команду для следования в пешем порядке.

В отличие от нас, афганское подразделение встало по левой стороне, на открытом и обстреливаемом духами участке улочки. Афганцы снова демонстративно стреляли вверх.

— Что вы делаете, чурки? — кричали им солдаты. — По душманам надо стрелять! Туда! — и жестами показывали им, в каком направлении следует вести огонь.

Но «бобры» улыбались и по-прежнему стреляли вверх. Несмотря на то что афганцы находились на открытом месте, ни одна душманская пуля не полетела в их сторону. Что-то кричал по рации афганский командир, возможно, докладывал душманам обстановку. То, что они были заодно с ними, ни у кого не вызывало даже и тени сомнений. Израсходовав весь боезапас, афганцы исчезли с наших глаз.

— Вот, сволочи, что делают! — возмущался командир взвода, недавно прибывший из Союза.

Да, молодому лейтенанту многое там казалось странным и непонятным. И прежде всего то, что Афганистан для нас, советских, стал в большей степени болью, кровавой раной и смыслом нашей службы, жизни, чем для самих афганцев. Что, ежедневно рискуя собственными жизнями, солдаты и офицеры с убеждением и верой шли в бой во имя «светлого будущего» бедняков этой страны, в то время как многие из них, в том числе и военнослужащие армии, не проявляли особой активности в этой борьбе. Создавалось впечатление, что они с какой-то неохотой и только повинуясь нашей силе выполняли задачи и участвовали в боевых операциях. Они вели открытую, вызывающую игру, и чаще всего не в нашу пользу.

Сориентировавшись в сложившейся обстановке, я понял, что долго задерживаться здесь нам нельзя, надо быстрее выходить из города, а то враг подтянет еще силы, и тогда нам станет очень жарко, и прольется много крови.

— Ну, что, командир, в голове взвода, в пешем порядке вперед! — поставил я задачу лейтенанту, который еще совсем недавно ругал афганцев и взвод которого в боевом построении оказался впереди.

Его испуганные глаза говорили мне, что он пока еще не был готов идти впереди, прикрывая своих подчиненных и подставляя свою грудь под пули. Чертыхнувшись, с группой управления батальона я побежал вперед, дав команду подразделениям и водителям БТРов на движение. Стреляли без команд и предупреждений. Стоило появиться человеку в поле нашего зрения, как раздавались очереди, и он тут же падал. Стреляли не целясь, времени на это, как всегда, не было. В бою иногда секунды решали: жить тебе или умереть. Пулеметы вели огонь по крышам домов, заборам, всему, что могло послужить укрытием для душманов. Сыпались стекла в домах, потянуло дымом и гарью. Канонада боя глушила и закладывала уши.

Знали, что выстрел гранатомета, очередь автомата могут раздаться отовсюду, даже из кажущегося безлюдным дома. В Афганистане и руины стреляли. Это мы уже испытали на себе. Поэтому сплошной огонь по всему сейчас был нашим спасением от гибели.

Боковым зрением увидел мелькнувшую справа тень. Вскинул автомат.

— Дуст! Дуст! Друг! — лепетал испуганный афганец, прижимаясь к стене.

Хороший афганец — это мертвый афганец! Друзей здесь нет, тем более в бою!

Короткая очередь прямо в испуганные глаза, и снова бег. Где-то выстрелил гранатомет. Молились, чтобы душманы не подбили БТР — иначе он перекроет дорогу и получится западня, из которой мы не сможем вырваться без больших потерь. Воевать мы научились не только в горах, но и в городе. В этом были свои особенности, и первая — это то, что враг рядом и стреляет в упор и, чтобы обнаружить и уничтожить его, зачастую нужны не минуты, а секунды. Малое пространство, ограниченное домами улиц, также не давало нам возможности для маневра и делало нас наиболее уязвимыми перед нашим противником. Конечно, очень жаль было разрушенных домов, красивых витрин лавок, магазинов, но очень хотелось жить. И наши жизни стоили гораздо больше того уничтоженного, разбомбленного и развороченного, загубленного, расстрелянного и сожженного нами в той стране.

Вот и долгожданная окраина, где утром мы фотографировались с дуканшиками. На открытой площадке возле знакомых торговых лавок на треногах стояли большие фотоаппараты, рядом с которыми суетились какие-то люди.

— Утром их, кажется, здесь не было. Что-то здесь не так.

Фотографы, не обращая внимания на стрельбу, продолжали вести фотосъемку.

— На кого же они работают и что фотографируют, если вокруг, кроме нас, никого нет? Наверное, все заранее и специально подстроено, чтобы обеспечить фотографирование нашего поражения. Нет, не бывать этому!

Автоматные очереди, хруст сломанной аппаратуры под ногами.

— Все, теперь можно передохнуть!

Командир роты позвал меня к лавке, где мы утром фотографировались.

— Отсюда тоже стреляли. Пришлось бросить гранату.

В лавке на полу лежали три трупа мужчин с оружием.

Среди них и наш знакомый — хозяин лавки, который еще утром называл нас друзьями.