Геннадий Синельников - Ах, война, что ты сделала...

Когда мы вернулись в зал, были неприятно удивлены: нашего стола, который мы себе выбрали и заняли, на том месте, где он стоял, почему-то не оказалось. Вместо него официантка соединила несколько столиков, застелила их красивой скатертью. На нем уже стояли: водка, коньяк, шампанское, красная и черная икра, овощные, мясные салаты, что-то из национальной кухни. Думая, что это для кого-то другого, богатого, мы возмутились и стали смотреть по сторонам, в надежде увидеть свой столик и оставленную на нем голубую форменную фуражку.

— Садитесь, не стесняйтесь, это все ваше! — пригласила официантка нас к длинному столу. — Фуражечку я убрала в свой шкафчик, чтобы не мешала. Отдыхайте, дорогие наши защитники! Все это для вас! Если что понадобится, я к вашим услугам. Чеки есть? Ну, ладно, об этом поговорим потом. Когда потребуются девочки, скажите. Только для вас — самые красивые и не очень дорогие! Приятного отдыха! — И, томно подмигнув всем нам сразу очень красивыми глазами, пошла, многообещающе покачивая великолепными бедрами.

— Что делать-то будем? — спросил, обращаясь ко всем Валерий. — Явно, что нас приняли здесь за толстосумов. Смотрите, сколько уже на столе стоит, наверное, не на одну сотню рублей, и еще принесут. Где деньги-то брать будем?

Все замолчали, осмысливая очень непростую ситуацию.

— Ладно, — сказал я, — не будем гнать лошадей и особо сильно переживать, мы же пришли сюда отдохнуть, поэтому и будем это делать. Вечер только начинается, и все проблемы еще впереди, а поэтому будем ориентироваться по ситуации. Завтра мы будем уже далеко отсюда, и когда еще удастся побывать в таком ресторане да с такой закусью, неизвестно! Не будем портить себе праздник. Да и к тому же мы это все не заказывали, это ее личная инициатива, поэтому, если начнет чрезмерно возбухать, пошлем ее подальше и уйдем, как и пришли — тихо, спокойно и незаметно. Поэтому расслабьтесь — праздник души продолжается, народ для разврата уже собрался, все хорошо и даже распрекрасно!

И мы раскупорили бутылку. Официантка часто подходила к нам, убирая освободившиеся тарелки и ставя на их место новые. Сначала мы отказывались, говорили, что больше ничего не нужно, но снова на столе появлялось что-то новое и дорогое. Получив несколько раз отказ от «девочек», она привела двух и сама посадила их за наш стол. Ясно было, что она раскручивала нас на большие деньги, желая сорвать со всего этого приличный куш. От «услуг» непрошеных гостей мы отказались, причем уже в грубоватой форме.

— Вы, наверное, и не афганцы? — с недоверием переспросила она нас. — Оттуда приезжают лучше и богаче.

— Да оттуда мы, оттуда, только едем не в отпуск, а возвращаемся назад. Понятно?

Красивое лицо ее налилось пунцовой яростью. Она ненавидяще глядела на нас, и не было уже на нем следа радушия, гостеприимства и уважения.

Утром я тщетно пытался поднять вчерашних друзей на самолет. После долгих моих попыток голову поднял Валера.

— Никуда мы сегодня не полетим. На свою погибель еще успеем. Нам до замены еще далеко.

Я не стал их осуждать, хорошо понимая, что в чем-то они по-своему правы. Вспомнил случай из жизни своего батальона: Николаю Дейкину комбат сделал служебную командировку в Союз и разрешил ему на денек-другой заехать в город Чирчик, что в нескольких десятках километров от Ташкента. Там находилась семья начальника штаба. Физическая и моральная усталость была настолько велика, что отведенных дней ему показалось мало, и он решил еще немного подзадержаться. Потом начались семейные проблемы. Когда все-таки возвратился в часть, командование бригады оказалось в щекотливой ситуации: Николая ждал его долгожданный заменщик, кроме того, в часть пришел приказ о присвоении капитану Дейкину воинского звания «майор». Но встал вопрос: что делать с ним, когда он прогулял без уважительной причины более месяца? Ведь это требовало предъявления к нему самых строгих мер воздействия, вплоть до уголовной ответственности. В конце концов дни прогула вычли из положенного ему отпуска, объявили строгий выговор по партийной линии: «За неявку на службу из командировки в течение 47 суток без уважительной причины», вручили майорские погоны и проводили в Союз. И, несмотря на то что он имел орден Красной Звезды, боевой опыт, партийное взыскание, объявленное ему, делало его дальнейшую службу бесперспективной.

Я видел, что Валера, его друзья и многие другие, находящиеся на «пересылке», были в аналогичной ситуации. Они были правы, потому что, как пел В. Высоцкий: «В гости к богу не бывает опозданий».

И вот я снова в бригаде, где меня ждал уже мой долгожданный, а поэтому такой родной заменщик — майор Афанасьев. Это было очень радостное событие. Грустно было от того, что бригада по-прежнему активно воевала. Были новые потери, в том числе среди хорошо знакомых мне офицеров. Прибывший перед нашим с комбатом убытием в госпиталь его заменщик — капитан Слободенюк — был уже тяжело ранен и уже сам находился в госпитале. А исполняющий его обязанности капитан В. Патрушев подзапустил батальон, растеряв много положительного из того, что было создано трудом всего нашего офицерского коллектива, и в первую очередь майором А. Н. Пархомюком. Начальником политического отдела было объявлено, что убывающих по замене офицеров и прапорщиков начнут отпускать только после отчетно-выборной партийной конференции бригады, которая пройдет только через неделю. Приказом по части мы были уже исключены из списков личного состава, но наши партбилеты находились в политотделе, поэтому уехать без них мы не могли.

С Геннадием Бондаревым и офицерами мы поехали в госпиталь к Слободенюку. Я помню, как, приехав в батальон, он, рассказывая комбату о себе, поделился неожиданной новостью, что уже имел боевой опыт по службе в одной из африканских стран, а также высказал мысль, что после того, что он там пережил, Афганистан ему не страшен. И вот он в госпитале: несколько осколочных ранений, серьезно задет позвоночник.

— Да, недооценил я Афганистан: мне казалось, что здесь гораздо проще, — сказал он нам на прощание.

В оставшиеся до конференции дни я выходил вместе со всем личным составом на боевые операции и решал полный круг своих обязанностей, одновременно вводя в курс дел майора Афанасьева.

— Я что-то ничего понять не могу, — как-то обратился он ко мне, — начальник политотдела на совещаниях чаще всего вспоминает наш батальон с негативной стороны. Только я вижу, что на самом деле это не совсем так: пункт хозяйственного довольствия у нас лучший в бригаде, ленинская комната тоже, погибших и раненых меньше, чем в других батальонах, на операции ходим не реже других, результаты рейдов хорошие, примерно, как и у остальных. По воинской дисциплине у нас меньше ЧП и преступлений, чем даже в хваленом первом батальоне. Поэтому я лично не вижу существенной разницы по сравнению с другими подразделениями. Скажи мне, в чем дело?