Нгуен Нгок - Страна поднимается

Нет, Ла не в силах больше сдерживаться. Она плачет навзрыд, бормоча сквозь слезы:

— Я скажу… Скажу… Это — Нуп! Слышите, Нуп… Едва мы пришли сюда, он явился следом за нами… Он прятался в лесу за полем Харо… Все разузнал и придумал, как нас спасти…

— И ты… Ты виделась с пим?.. Где, когда?

Ла рассказывает им все о своей встрече с Нупом: что говорил он, как велел поступать. Все шестеро, загасив огонь, сидят и шепчутся в темноте. Темно. Но они знают: у каждого из глаз текут слезы.

— Слушайте, люди, — повторяет на все лады старый Шринг, — помните: мы виноваты кругом перед Нупом… Теперь надо выполнить все его наставления… Прикинемся, будто во всем согласны с французом… И никому ни слова, будем хранить тайну… Ежели хоть словечко дойдет до француза… сам убью любого, своими руками.

…Дней через пять были отпущены два последних узника из Конгхоа. И волостной начальник Тю Ру держал во французской крепости такую речь: «Все эти тридцать восемь человек как мыши, взбежавшие до самого копчика отвесного шеста, — им некуда больше деваться. А нам не о чем тревожиться».

В непроглядном мраке, окутавшем деревню Харо, снуют люди. Их много, они торопятся. Но не слышно ни слова, ни звука. Разве что иногда звякнет, упав наземь, оброненная кем-то мотыга или котел. И люди тотчас замирают, не дыша. Тридцать с лишком пар глаз опасливо озираются в темноте. Наверху, в крепости, француз-часовой бряцает ружьем и кричит что-то по-своему. Но вокруг опять тишина, все спокойно. Невидимые во мраке ночные птицы хлопают крыльями над самыми головами людей. Исконные жители Харо спят, ни о чем не ведая.

Старая Ху и сестрица Ла ведут Нупа по деревне. Всюду, куда ни придут они, звучат приглушенные восклицания:

— Это ты, Нуп?!

— О небо, Нуп!.. Добрая ты душа, не забыл земляков из Конгхоа!

Чьи-то руки обнимают его. Кто-то плачет. Он высвобождается из крепких объятий, вслушивается в знакомые голоса и узнает каждого: дядюшка Шринг, сестрицы Хань, Ле, Тунг, братец Шонг…

— Полно, хватит плакать, — негромко говорит Нуп. — Перебудим всех жителей Харо, а там расчухается француз — и дело сорвется… Доброта моя здесь ни при чем. Разве могу я, человек Партии, вот так — ни за что ни про что — потерять тридцать восемь душ народу? А теперь помолчим, давайте трогаться! И помните, домой должны прийти все тридцать восемь человек — как один…

Люди с корзинами за спиной собираются на деревенской площади. Нуп пересчитывает их: тридцать четыре человека! Считает снова: опять только тридцать четыре. Пересчитывает в третий раз: то же самое.

— Куда подевались еще четверо?

В темноте шелестят встревоженные голоса, окликая друг друга:

— Шонг, ты здесь?

— А ты, Хань?

— Ле, где ты? Где?.. Ну-ка, давай сюда руку…

Все верно, четверых не хватает. Нет старого Оя с детьми. Он не хотел уходить с земляками, боялся: француз, мол, пустится в погоню и перестреляет всех до единого. Старый Ой так и сидит в углу своего дома вместе с тремя детьми.

— Дядюшка Ой, — тихонько зовет Нуп, поднявшись по лесенке, — дядюшка Ой, вы что, надумали не сегодня завтра напасть на Конгхоа?

В очаге, присыпанные золою, чуть тлеют угли. Отсветы их отражаются в глазах старого Оя, они как два красноватых огонька в ночи.

— Ну что ты городишь, Нуп? Чтоб я да напал на моих земляков из Конгхоа? Кто наплел тебе такое? Я бы убил его своими руками… Мне, мне идти против своих крови и плоти!..

— Если так, вы должны уйти с нами. Помните, кто всякий раз приводил француза в Конгхоа?.. Да, это были люди Харо. А думаете, им хотелось идти провожатыми? Нет, конечно. Но у француза за спиною ружье. Люди Харо покорялись силе. Подумайте сами: вы родом из Конгхоа, знаете каждую тропинку в горах. За вами первым явится француз с ружьем. Что тогда?..

Кто-то из сыновей Оя встает.

— Отец, — говорит он, — Нуп верно сказал… Я хочу идти с ним…

Старик берется за ручки корзины, отпускает их и хватается снова, потом опять отдергивает руку. Нуп заглядывает в корзину: мотыга, лопата, топор, тесак, одежда — все собрано… Он поворачивается, идет к лесенке. Когда он ступает на самую нижнюю ступеньку, в доме слышится какой-то шорох, потом старый Ой окликает его:

— Нуп!.. Эй, Нуп!.. Я иду с вами… Мы идем все четверо… Скажи только, за нами будет погоня?

Нуп оборачивается, на лице у него ширится улыбка:

— Давайте-ка, дядюшка, я понесу вашу корзину… А насчет погони не беспокойтесь, земляки поставят на дорогах ловушки. Этим делом заправляет сам дядюшка Па.

Тридцать восемь человек уходят из деревни Харо. Заграждения позади. Нуп заранее перерезал колючую проволоку. Люди глядят ввысь, на небо. Далекая звезда опускается к вершине горы: да ведь это гора Тьылэй! У подножия ее бежит ручей Конгхоа, там раздается в домах привычный плач новорожденных детей. А дома эти стоят в деревне Конгхоа. Сколько раз сжигали ее дотла, а она восстает из пепла, становясь вместилищем людских радостей. Там поет торынг Гипа, и трели рожка дингнам сливаются с голосами женщин, распевающих песни на лесном поле. Там люди любят один другого и помогают друг дружке; а рис на полях — честь и хвала Нупу, научившему земляков сеять его пораньше, — колосится обильнее и щедрее, чем прежде. Да, живется там сейчас нелегко, но придет время, поднимутся туда брат Кэм и солдаты дядюшки Хо, и жизнь пойдет счастливая, как в сказке. А пока нелегок жребий деревни Конгхоа, наседает на нее враг. Вот она какова, их родная деревня! Те, кто промаялись месяц в «повой деревне» Харо, знают теперь цену всему… Старый Ой вдруг заплакал. Ах, как хочется поскорее вернуться в Конгхоа. Шире шаг! Поторопитесь, соседи. Быстрее взбирайтесь на кручи. Когда наконец мы достигнем ручья? Когда же войдем в деревню? Нет, это было помраченье рассудка! Как мог допустить я мысль о том, чтоб остаться в Харо, не вернуться домой вместе со всеми?

О небо, если б не Нуп, не едать бы мне больше плодов старого дерева манго, что растет на околице Конгхоа, укрывая от зноя мой дом…

Вот и кончается ночь. Светает. И тут беглецов на дороге встречают пятьдесят односельчан. Их привел старый Па. Нежданная радость! Обнимутся истосковавшиеся в разлуке люди, потом разожмут объятья и вдруг снова кидаются друг другу на грудь.

— Ну, хватит, хорошего понемногу, — говорит Нуп. — Скорее в деревню, там наговоримся…

Дядюшка Шринг с Сипом, став впереди цепочки, уводят людей в Копгхоа. Старый Па, Нуп, Гип и еще десяток парней задерживаются ненадолго. Шагая следом за длинною вереницею ходоков, они то и дело останавливаются, ставя ловушки с отравленными шипами и остро отточенные бамбуковые колья на всех дорогах и тропах, ведущих в Конгхоа. В полдень раздаются выстрелы: француз гонится за беглецами. Вскоре шестеро вражеских солдат угодили в ловушки, напоролись на колья. И пришлось им, не солоно хлебавши, уйти восвояси…