Нгуен Нгок - Страна поднимается

— Стойте! Куда вы?! — крикнул он, поднеся воронкой ладони ко рту. — Стойте! Это я, Нуп! Нуп, а вовсе не француз!..

Тут из зарослей выбежали взрослые.

— Эй, Нуп!..

— Да это и вправду он!

— Смотрите, соседи, Нуп вернулся!

— Матушка! Матушка, полно, но плачьте! Вот он ваш Нуп — живой…

— Нуп, а Нуп! Мы, брат, как услыхали пальбу, ну, думаем, нет больше нашего Нупа. Все глаза по тебе выплакали!

Соседи обступили его.

Нуп, улыбаясь, обвел их взглядом, потом поглядел на мать:

— Мама! Земляки!.. Я подстрелил француза, и из раны пролилась кровь! Никакой он не бог… Осилить его можно…

Молодежь зашумела, приступила с расспросами. Только Гип, он стоял позади всех, вздохнул:

— А уста твои, Нуп, не лгут?

Парни, обернувшись, уставились на Гипа. Но тут дядюшка Па, у него от старости все волосы повыпадали, раздвинув стоявших впереди него парней, подошел к Нупу и положил руку ему на плечо.

— Нуп, — сказал он, — отродясь никогда не лгал. Помолчите-ка лучше, пусть он нам все расскажет.

Гип спрятался — с глаз долой — за большим деревом и стоял там один-одинешенек. Долго прислушивался он к шумному говору, пока наконец не услышал голос старого Па:

— Да, Нуп, сказать по правде, здорово ты меня уважил. Но теперь француз будет мстить нашей деревне за убитого, он жаждет крови. Думаю, лучше нам, соседи, уйти от греха подальше.

— Я не хочу уходить, — сказал Нуп. — Лучше нам, молодым, вернуться в Конгхоа. А придет француз — ударим по нему!

Гип глядел на Нупа, широко раскрыв глаза. Нет, он тоже не желал никуда уходить. Он хотел вернуться назад, в деревню Конгхоа: там растет добрый бамбук с тонкостенными стволами, из него выходят отменные торынги; там Гипу любо дудеть на рожке у ручья Тхиом. Да, Гип во всем согласен с Нупом…

Пять дней подряд деревенский люд идет по горам. Днем они идут. А к ночи Нуп посылает парней рассеяться по скалам и караулить, чтоб ни тигр, ни слон не потревожили сна стариков да женщин с детьми. Старый Па приходит к Нупу каждую ночь. Нуп согласен теперь с его словами: в Конгхоа возвращаться нельзя, мы еще слишком слабы, того и гляди француз вырежет всю деревню.

— Хорошо, пойдем дальше, — говорит Нуп. — Но куда нам идти?

— Ну-ка, прикинь, сколько деревень вернулись и снова гнут спину на француза: Баланг, Конгма, Дета, Нгазио, Харо… Вокруг горы Тьылэй осталось лишь три деревни, куда еще не добрался француз, — Конгка, Ханынг, Конгле. Надо и нашей деревне Конгхоа обосноваться поблизости, с их помощью, глядишь, и выживем.

Дядюшка Па недавно похоронил жену, остался у них маленький сын, которого он таскает теперь на спине.

— Веришь, Нуп, — говорит он, — у меня на сердце то же, что у тебя. Как придем на новое место, сразу сделаю себе самострел. Нагрянет француз, будем драться. Только вот с сыном как быть? Да и стрелок-то теперь из меня никакой. Ты бы мне присоветовал, Нуп, за что взяться. Говори, я все сделаю.

— Хорошо бы уговорить парней наших сделать себе самострелы. Вы человек почтенный, вас всякий послушает.

И старый Па, посадив ребенка за спину, идет говорить с людьми.

Нуп, оставшись один, долго думает. Нет, надо драться с французом, его можно одолеть… Ручей журча бежит у его ног, то прячась во тьме, то мигая светлыми бликами. Вот так и в душе у Нупа тьма и свет все время сменяют друг друга. Всю ночь может он простоять, глядя на ручей, ни на мгновение не сомкнув глаз…

Новую деревню возвели у ручья; отсюда до Конгка полдня ходу. И прожили здесь спокойно один год.

Нуп стоял в подполе, у сваи. Звучавший в ночи детский плач болью и гневом отзывался в его сердце. Нуп вспомнил о сыне старого Па. Его звали Тун. Когда жена старого Па умерла и ребенок лишился молока, старый Па стал жевать молодые сочные початки кукурузы и давать эту жвачку сыну. Он укладывал малыша на пол и изо рта в рот осторожно кормил его, беловатый сок кукурузы заливал щеки ребенка и стекал на настил. Расставленные руки его упирались в пол по обе стороны от малыша — ни дать ни взять петух, прикрывает крыльями цыпленка, потерявшего мать; и хоть велики крылья, да нет в них того тепла… Тун рос очень плохо. На лице его, схожем с отцовским, видны были лишь большие карие глаза, печальные и ясные.

«Ах, дядюшка Па, где вы теперь? — думал Нуп. — Тун небось плачет, заходится. Вы утешаете его, а он, бедняга, все зовет маму. Экая напасть!.. Проклятый француз!..»

Сегодня утром француз схватил старого Па, а вместе с ним и Туна.

Месяц назад он нагрянул в деревню Конгле. Дважды уходил в лес тамошний люд, но на сей раз пришлось покориться французу. А нынче поутру он объявился на полях близ Конгхоа.

Нуп в это самое время ходил в Конгка наменять соли. Парни стали бить по французу из самострелов. Но он ответил частым огнем из ружей, и пришлось им разбежаться. Враги схватили старого Па с Туном, сестрицу Он да двух парней — Гунга и Зиа — и увели их в свою крепость.

Под вечер прислали они человека из Конгле объявить во всеуслышание деревне Конгхоа:

— От вашей деревни взято пять заложников. Ежели вся деревня до последнего человека сдастся властям, пятеро заложников будут освобождены. В противном случае они будут казнены.

И вот стоит Нуп, а вокруг земляки: Шунг, Сип, Гип, Зу…

— Слушай, Нуп, — говорит старый Шунг, — я не хочу, чтобы умер дядюшка Па, не хочу, чтобы умер Тун… Хватит, покоримся французу — хоть для вида… Ты слышишь, Нуп?

Стиснув рукой самострел, Нуп натягивает тетиву.

— Нет! — кричит он. — Не покорюсь!

— Значит, ты хочешь смерти всех пятерых?

Он не отвечает. Стиснув зубы, он чувствует: глаза и веки разъедает горечь, словно по ним мазнули стручком перца. Гнев распирает грудь. Почему? Кто скажет? Почему француз все время берет над нами верх? Вон деревня Конгле покорилась. Не сегодня завтра черед Конгка и Ханынга. А куда бежать деревне Конгхоа? Осталась ли еще земля у нашего племени бана?.. Да есть ли он в самом деле у киней, клинок славного Ту? Почему не слыхать, чтоб они бились с французом?..

Так стоит он и думает до полуночи. И лишь когда купа малых звезд [7] Речь идет о созвездии Плеяды. останавливается над его головой, он смиряется: ничего не поделать, послушаем дядюшку Шунга. Пусть он и уводит к французу половину деревни — десять семей или, как говорится, очагов. Тогда дядюшка Па с Туном, Он, Гунг и Зиа будут спасены. А остальные десять очагов уйдут вместе с Нупом поближе к деревне Конгка, построят заново дома, понароют вокруг волчьих ям, натыкают в землю шипов да кольев. С Нупом пойдут семьи Лиеу, Зу, Сипа и Гипа…

Они прожили на новом месте год. Потом француз нагрянул в Конгка и Ханынг. Пришлось обеим деревням покориться. И тамошний люд отправился гнуть спину к французу в крепость Полебонг.