Николай Куликов - Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа

Я выпил свою «сотку», а он вновь наполнил посудину и протянул следующему — нас было четверо: помимо меня капитан и еще двое молодых офицеров, его сослуживцев. Я познакомился с этой троицей в общем-то случайно, использовав подвернувшуюся возможность. Час назад я благополучно выбрался из леса и миновал опасное пространство: быстро пересек широкую полосу картофельных полей от опушки до железнодорожных путей на станции. Поднырнув под вагон длинного и неподвижного железнодорожного состава, я вылез с другой его стороны и тут же влился в шумную ватагу военнослужащих: на мое счастье, на соседний путь только что подошел какой-то воинский эшелон, и из открытых дверей товарных вагонов-теплушек выпрыгивали на землю солдаты, весело перекликаясь под свистящий и шипящий звук паровоза «под парами» в голове состава.

Темный осенний вечер, слабое освещение от редких фонарей и густые клубы пара с подошедшего локомотива удачно меня прикрыли, поэтому мое появление со стороны леса никто не заметил. К тому же я не нарвался на патрулей и, таким образом, благополучно «растворился» среди вновь прибывших солдат и офицеров. Скорее всего эшелон, следовавший с востока на запад — на фронт, остановился здесь на короткое время и военнослужащие спешили к зданию вокзала по каким-то бытовым надобностям: разжиться кипятком, что-то купить, опустить письмо в почтовый ящик… Смешавшись с ними, я благополучно пересек железнодорожные пути и оказался в маленьком, прокуренном и переполненном зале ожидания для пассажиров, где на деревянных скамейках и в проходах сидели или лежали люди — в основном гражданские, но немало было и военных. Профессиональным взглядом оценивая окружающую обстановку, я отметил, что парные комендантские патрули внимательно прохаживаются на путях и у здания вокзальчика, а в зале ожидания усатый милицейский старшина в синей шинели бдительно наблюдает за пассажирами — в общем, обстановочка еще та! «Они ищут меня… Уже ищут…» — пришла в голову очевидная, тревожная мысль. Я знал весьма эффективные методы и огромные возможности советской контрразведки — нельзя пренебрежительно относиться к противнику, ибо это всегда чревато проигрышем! Однако по опыту двух предыдущих забросок было известно и другое: «Смерш» не всесилен! Пусть сейчас мое положение, как говорится, аховое — на грани провала, но отнюдь не безнадежное! Моментально окинув взглядом людей внутри вокзала, я сразу подумал: «Вот они! Эти трое у окна — те, кто мне сейчас нужен!»

— Петро, дружище! Дорогой ты мой, сколько лет — сколько зим!

С этими словами, изобразив на лице неподдельную радость, я направился прямиком к трем офицерам, которые расположились у окна. На подоконнике на газетке была разложена нехитрая закуска: пара вареных яиц, кусок копченой колбасы, хлеб и разрезанная на части очищенная сырая луковица. Посередине этого гастрономического «великолепия» гордо выделялась единственная металлическая кружка: я сразу понял, что она предназначалась явно не для чая. По раскрасневшимся, слегка осоловелым лицам и блестящим глазам офицеров нетрудно было догадаться, что они уже успели изрядно «поддать», и оттого с ними было проще вступить в контакт — банальный, но тем не менее эффективный вариант быстрого знакомства. Подойдя вплотную, я обратился к невысокому и полноватому капитану — среди них самому старшему по возрасту (на вид сорока — сорока пяти лет) и званию:

— Обознался! Извиняюсь, обознался — с моим лучшим фронтовым другом, с Евдокимовым Петрухой, вы, товарищ капитан, словно две капли воды! Вместе на передовой два года оттрубили, а полгода назад разбросала нас военная судьба по разным госпиталям — так и не виделись с тех пор!

— Ничего, не извиняйся, старший лейтенант! — капитан чуть подвинулся на лавке, освобождая место рядом. — Давай к нам! Я своего брата-фронтовика за версту чую — ты с какого фронта?

— С Первого Прибалтийского!

— А мы с Первого Белорусского! Как звать-величать?

— Николаем!

Так мы и познакомились: капитана звали Борисом, а его совсем молодых сослуживцев-лейтенантов — Игорь и Саша. Оказалось, что им тоже надо в Смоленск — чему в душе я искренне порадовался: до города мне лучше добираться с компанией. Смершевцы искали парашютиста-одиночку, и мне сейчас было гораздо выгоднее и безопаснее находиться в группе. Мои новые «друзья» оказались в этом райцентре по делам службы: принимали на местном авторемзаводе партию грузовых автомобилей для своей части (все трое служили воентехниками в автомобильном батальоне — автобате). Я же наплел бесхитростную историю о том, как ехал с фронта в командировку в Смоленск и случайно отстал здесь от поезда — это мое объяснение не вызвало ни малейших подозрений. Наоборот, их водка плюс мой спирт («Чем не пожертвуешь ради дружбы!») сблизили нас окончательно. К чести моих новых знакомых, должен признать: пить они умели и свою норму знали, никто не «перебрал», иначе это могло бы мне только навредить — не хватало еще пьяных разборок и конфликта с местным военным комендантом! Хотя мне вдруг пришла в голову шальная мысль: догадались бы контрразведчики из «Смерша» искать пропавшего агента-парашютиста на местной гауптвахте (если бы я угодил туда по «пьяной лавочке»)?

С Борисом, то бишь с капитаном-воентехником, мне крупно повезло: когда я заговорил о том, что очень тороплюсь в Смоленск, он хитро подмигнул и обещал все устроить в лучшем виде:

— Поезд в Смоленск по расписанию будет только утром, а мы можем ехать туда уже максимум через час!

Видя мое недоумение, Борис и его сослуживцы наперебой принялись рассказывать про какого-то Сашу, старшину-военфельдшера с санитарного поезда. Оказалось, еще днем в райцентре капитан случайно встретил старого знакомого-земляка: тот служил военфельдшером, а здесь, в местном железнодорожном депо, приводили в порядок вагоны их санитарного поезда, изрядно потрепанного бомбежкой во время последнего рейса на фронт, за ранеными. Сегодня ночью отремонтированные вагоны должны были перегонять в Смоленск — там формировался весь состав, а старшина-военфельдшер его сопровождал. Он обещал захватить капитана вместе со спутниками — пусть это и было против правил.

Таким образом, через час я со своими попутчиками оказался внутри санитарного вагона, так называемого кригера. Такой четырехосный, со снятыми внутренними перегородками пассажирский вагон применялся для перевозки тяжелораненых: вдоль боковых стенок в нем были оборудованы специальные станки для трехъярусного размещения носилок. Во вторую заброску в дальний советский тыл, когда я выбирался с Урала, мне приходилось путешествовать точно в таком же кригере — к счастью, не в качестве раненого. Сейчас мы разместились за боковым откидным столиком, только уже впятером; к нашей «теплой» — в прямом и переносном смысле — компании добавился военфельдшер, высокий плотный хохол-старшина по фамилии Наливайко. Кстати, этот военфельдшер полностью оправдывал свою колоритную фамилию: постоянно добавлял в наши стаканы новые порции мутноватого самогона. Трехлитровую бутыль этого зелья мы купили в какой-то избе, куда завел нас по дороге капитан, после чего долго петляли обходной тропинкой («Чтобы не напороться на патрулей!» — объяснил Борис), пока наконец не добрались до депо и не оказались здесь, в вагоне.