Александр Кузнецов - Макей и его хлопцы
- Название:Макей и его хлопцы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Ульяновская правда
- Год:1954
- Город:Ульяновск
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Кузнецов - Макей и его хлопцы краткое содержание
Работа над книгой «Макей и его хлопцы» была начата мною еще в партизанском отряде.
Я не расставался с записной книжкой. В неё записывал всё, что относилось не только к жизни и боевым делам нашего отряда, но и то, что происходило более или менее значительного в окружавших нас деревнях, партизанских бригадах.
Записывал факты злодеяний фашистов, совершаемых ими на нашей территории, героическую борьбу советского народа против иноземных захватчиков, личные судьбы партизан и партизанок.
Всё это так или иначе нашло отражение в книга «Макей и его хлопцы». Таким образом, в её основу положены истинные факты. События и люди, о которых идёт в ней речь, были на самом деле. Разумеется, все имена героев книги, за исключением погибших, вымышлены.
Кроме того, автор оставил за собой право по своему усмотрению сдвигать во времени и по–особому группировать некоторые факты, если это не искажало жизненной правды.
Главная цель, во имя чего я взялся за перо — это описать жизнь одного партизанского отряда, который я хорошо знал и любил всем сердцем и хотел, чтоб его полюбили и другие.
Насколько я справился с этой задачей и достиг ли своей цели, предоставляю право об этом судить нашим читателям.
Автор
Макей и его хлопцы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Мария Степановна не могла примириться с тем, что чужеземцы гнусно кощунствуют в нашей родной стране, надруга–ются над тем, что мы всем сердцем и разумом своим признаем за святыню, во что мы верим, на что надеемся и во имя чего живём и работаем. Наше будущее — коммунизм, у нас свои близкие и дорогие сердцу имена. А они, изверги… Что делают они?!
Старушка–мать, Адарья Даниловна, только вздыхала, глядя на бледное и усталое лицо дочери. Вон уже и морщинки легли на лоб и бескровные губы перестали улыбаться. Иногда, не вытерпев, Адарья Даниловна говорила, охая:
— Охо–хо! Горюшко ты моё горькое! Гляжу я на тебя, Марья, и душа ноет: искалечили тебе жизнь, ироды! Искалечили!
— Будем поправлять, мама, — отвечала Мария Степановна с подчеркнутой уверенностью, стараясь придать голосу как можно больше твердости, хотя сама ещё толком не знала, как она будет поправлять эту, в самом деле искалеченную, изуродованную жизнь.
Осенью 1941 года в Костричскую Слободку приехал Макей. И это как‑то сразу разрешило мучивший Марию Степановну вопрос о том, что делать. Они быстро поняли друг друга и вскоре Мария Степановна стала ближайшей помощницей Макея и батьков, энергично занимавшихся созданием боевой вооружённой группы для борьбы с фашистскими захватчиками. По их заданию она ходила с важными поручениями в город Бобруйск, где встречалась с Левинцевым, Даниилом Лемешонком и с самим Валентином Бутарёвым, возглавлявшим подпольную парторганизацию Бобруйщины. У всех этих людей, как успела она заметить, было бодрое настроение и глубокая вера в победу нашего дела. Это поддерживало и их самих и всех общавшихся с ними в столь суровое и тревожное время.
Ходила она и в полицейские гарнизоны Бацевичи и Козуличи и в небольшой городок Кличев, стоящий на реке Ольсе, к восточным берегам которой подступали большие, почти непроходимые хвойные леса. На базарах, покупая соль или продавая в бутылках молоко, она каким‑то чудом узнавала и о численности вражеского гарнизона, и о том, какая немецкая часть стоит там на отдыхе, и о некоторых замыслах противника. Старательно запоминала при этом имена друзей и врагов. Она сумела даже войти в доверие к хитрому и осторожному Эстмонгу и прямо на дом ему несла молоко и яички.
— Гут яйки, — говорил, отдуваясь, ожиревший начальник бацевичской полиции.
III
Втиснувшись в хату, Макей каким‑то неуловимым движением отряхнул снег с серой армейской шинели, разделся, снял с головы шапку–ушанку, ударил ею о кожаный сапог с кирзовым голенищем и бросил на деревянную кровать, стоявшую прямо у двери. Проходя в. передний угол, он сказал, обращаясь сразу ко всем:
— Привет!
Его дружно и радостно приветствовали. Макей как-то грустно улыбнулся, сел к каменку, вынул из кармана военной гимнастёрки трубку–носогрейку, набил её табачком и, раскурив, задумался. Молодёжь тоже притихла.
— Охо–хо, — вздохнула Адарья Даниловна, смотря печальными глазами на Макея. — И у этого война,, видать, душу покорёжила.
В недалеком прошлом Макей был секретарём здешней комсомольской организации. Его всегда видели весёлым, подвижным, знали, как любителя песен и пляски. И молодёжь всегда тянулась к нему. Взрослые, не исключая и старика Козеку, одобрительно отзывались о Макее, говорили о нем, как о деловитом и серьёзном человеке, способном умело решать сложные вопросы и работать не покладая рук. Потом он поехал учиться гё успешно окончил военное училище.
Перед самой войной Макей приехал в родное село на побывку - высокий, стройный, аккуратный, затянутый в новенькие жёлтые ремни, с двумя кубиками на малиновых петлицах. Он нравился девушкам, хотя крупные рябины густо покрывали его лицо. Они заглядывались на него, вздыхали, а он приветливо улыбался, шутил с ними, но как‑то быстро уходил от их веселого хоровода, провожаемый печальными взглядами робких дивчинок и колкими замечаниями озорниц.
Задумчивый и одинокий, подолгу бродил он весенними вечерами под окнами дома Брони Щепанек, которая жила теперь в Кушчеве, училась там на курсах машинописи. Он собрался заехать к ней. Купил для неё туфли–лодочки молочного цвета и голубое крепдешиновое платье. Но 22 июня началась война с фашистской Германией, и Макей поспешил в свою часть, которая стояла в Западной Белоруссии под городом Картуз–Березой. Туфли и платье он вынул из чемодана и к неописуемой радости Даши подарил всё это ей, шутливо напевая:
— Носи, Даша, не марай, не марай!
Теперь Макей стал каким‑то другим. Говорит он мало, односложно. И к каждому его слову люди прислушиваются с необычным вниманием, напрасно стараясь разгадать мысли своего вожака по суровому непроницаемому выражению его лица, утратившему былую приветливость и простоту.
Все в нетерпении устремили глаза на Макея: что опека жет?
Макей поднял голову, не спеша постучал трубочкой о железную стойку каменка и, обведя тяжёлым взглядом присутствующих, требовательно спросил:
— Как дела? Начнём с хозяйки дома.
Хотя этот вопрос и не был неожиданным для Марии Степановны, она все же почему‑то смутилась, краска залила её бледное лицо. Она сказала, что вчера была а Бацевичах, что гитлеровцы там лютуют: перед окнами разбитого клуба повесили какого‑то молодого хлопца и на грудь ему прицепили дощечку с надписью «Партизан». Эстмоиг показывает на него рукоятью плети, рычит: «Всех их ждёт это!».
В хате поднялся ропот.
— Боятся они партизан, — заметила Адарья Даниловна, — вот и вешают.
— На испуг берут!
— Не из пужливых!
— Дай срок — самих их пугнём так, что костей не соберут.
— Тихо, товарищи! — сказал Макей, и все смолкли. Он что‑то записал в свой блокнот и обратился к Тулееву.
— Что ты, Михась, скажешь?
Тулеев откашлялся, завозился и встал.
— Сядь! — сказал Макей.
— Нет, так ловчее. Ведь командиру докладываю.
Макей улыбнулся.
— Ну вот, — начал Тулеев, — пошли мы, значит.. Идём. Даша говорит: «Ты, Михась, не взорвись». «Нет, — говорю, — нам, — говорю, — это ни к чему. Мы мосты у немцев должны подрывать». Говорю так, а сам думаю: «Чёрт его знает, — тол он и тол, — не винтовка». Впервые, можно сказать, вижу. Руки вроде как бы дрожат…
— Товарищ Тулеев, — строго сказал Макей, выражая нетерпение, — это к делу не относится.
— Извиняюсь. Правильно. Одним словом, подложил я этот самый тол под балку моста, зажег шнур… как его?
Гулеев посмотрел на всех вопрошающе, кашлянул.
— Бикфордов, — подсказал Ломовцев.
— Зажёг я этот самый, ну, про который Данька сказал, и драла. Даша кричит: «Ложись!». Кувыркнулись мы с ней в яму, смотрим: шнур ярко горит, искры летят…
— Короче.
— Потом, как бабахнет! Да! И нет мостика…
Все засмеялись. Улыбнулся и Макей, однако, сказал, что так о выполнении боевого задания не докладывают.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: