Александр Кузнецов - Макей и его хлопцы

— А в чём же, голубок, загадка?

— В духе, — тихо ответил Хачтарян.

Все с тяжёлым волнением наблюдали, как всё дальше и дальше заплывали смельчаки. Резко взмахивая руками, Захаров часто оборачивался назад, оскалившись, потому что он держал в зубах пистолет. Новик плыл спокойно, взмах рук его был более ритмичен. Словно взаправду, вода — его стихия. В нём виден был опытный, искусный пловец.

Новик и Захаров, бросившись в воду, испытали такое ощущение, словно попали в кипяток. Потом всё тело начало леденеть. Каждый из них боялся, чтобы от холодной воды не свело судорогой ноги.

— Как ты, Коля? — спрашивал Новик Захарова, еле шевеля посиневшими губами.

— Ничего, — цедил тот сквозь стиснутые зубы, которыми крепко сдавливал пистолет.

Захаров только теперь понял, как тяжело будет ему доплыть до того берега с пистолетом в зубах: он мешал правильному дыханию.

— Брось пистолет или дай я засуну его тебе за ремень мешка.

Захаров, ничего не сказав, поплыл дальше, взмахивая своими сильными руками, словно на воде билась большая подстреленная белая птица.

С замиранием сердца наблюдали за ними партизаны. Макей нервно сосал трубку, сидя под сосной прямо на голой земле. Пловцов было еле видно, так далеко они заплыли.

— Присядьте на хворост, товарищ командир, а то простудитесь, — сказал Елозин, кладя у ног Макея охапку еловых веток.

Макей молча пересел и поднёс к глазам бинокль.

— Ну что, товарищ командир? — спросил адъютант и на большом лице его Отразилась тревога.

— Подожди! — отмахнулся Макей, не отрывая взгляд от бинокля. Но тут же раздобрился и предложил бинокль Елозину.

— Эх, товарищ командир, доплывают, — зашумел неугомонный Елозин. — Ну, ну, нажми, хлопцы! — выкрикивал он радостно.

Вокруг него собрались партизаны. Всем хотелось взглянуть на пловцов. Желая и другим доставить удовольствие, Елозин, с разрешения Макея, отдал бинокль Румянцеву, тот Ужову, а у него взял Свиягин. И пошёл бинокль гулять из рук в руки. Макей только улыбался.

— Доплыли! — крикнул кто‑то.

Было видно, как на берег выбежали две белые фигурки. Обе согнулись — видимо начали развязывать мешки с одеждой.

Новик почувствовал, что тело его «околело», как сказал он, то есть окоченело от холода.

— Одевайтесь быстрее, — посоветовал ему Захаров, делая бег на месте.

Как приятно укрыть тело от холода! Но необходимо восстановить работу каждой клетки организма, а для этого нужно больше движений. Оба быстро начали облачаться. Одевшись и подтянувшись ремнями, запрыгали, забегали, потом схватились и начали в полном молчании тузить друг друга, больно поддавая под рёбра.

— Ух, вот и согрелись! — тихо пыхтел Новик.

Вдруг где‑то недалеко треснула ветка. Оба остановились, прислушались. Теперь они явственно слышали шаги и тихий говор нерусских людей. Новик и Захаров метнулись за дерево, притаились. Вскоре появились двое немецких солдат. Они шли, мирно о чём‑то разговаривая, забыв о всякой осторожности. Автоматы их висели на животе, но почему‑то без дисков. Захаров сразу отметил это и шепнул Новику. Немцы направились к лодке, и дело, таким образом, начинало принимать совершенно нежелательный оборот. Захаров беспокойно заёрзал на земле, порываясь вскочить. Это во–время заметил Новик.

— Тс, Коля! Не рвись наперёд батьки в пекло, ущемлю, хоть ты и силач.

При этом он взял его руку и до боли стиснул в своей руке.

«Ну и сила, — с удивлением подумал Захаров, — и откуда она у него?»

Немцы подошли к лодке, начали её отвязывать. Это был очень удобный момент для партизан, и оба они, словно по команде, выпрыгнули из своего укрытья и кошками набросились на немецких солдат. Те не успели и опомниться, как очутились в железных тисках партизан.

Немец, на которого насел Новик, недолго мучился. Новик сдавил ему горло и тот, захрапев, вытянулся, лёгкая судорожная дрожь прошла по его долговязому телу. Захаров шаром катался по обледенелой земле вместе с здоровенным и толстым парнем. Новик, недолго думая, сильным ударом ноги в голову оглушил немца, и тот сразу опустился. Ему запихали кляп в рот, связали руки и ноги. Обоих положили в лодку и, оттолкнувшись от берега, быстро поплыли на ту сторону, где их ожидали друзья.

Коммуниста Новика и комсомольца Колю Захарова за образцовое выполнение боевого задания по форсированию Днепра командование партизанским отрядом представило к награде — ордену Красного Знамени. Приказ об этом был зачитан уже на правом берегу Днепра перед строем всех партизан.

— Служу Советскому Союзу, — улыбаясь, прохрипел Новик, — он всё‑таки простудился во время переправы через Днепр.

— Везёт вам, — с грустью в голосе сказал ему Гарпун, и его серые, водянистые глаза сразу потускнели.

Потом он пошёл поздравлять Колю Захарова. Новик, завертывая цыгарку, смотрел ему вслед хитрыми, смеющимися глазами: «Жалкая личность!»

— О чём задумался, ерой? — ударил Новика по спине дед Петро. — Кабы не ты — капут бы нам! А?

Этот говорил без зависти, но, как всегда, сильно преувеличивал. Новик неловко отмахивался от наседавшего деда.

— От души поздравляю! — шумел старик. — Дед Талаш тебя бы на руках носил. Не вру!

— Табаку, что ли, нужно? — засмеялся Новик.

— Зачем? Табак есть. А вообче, ежели чего, не откажусь.

Новик, захватив жменю табаку, подал деду Петро.

Макей сиял от радости. Вот она, родная Беларусь! Страна Советская: леса, поля колхозные. До чего мила ты сердцу, Родина! Жизнь за тебя отдадим — не пожалеем. Впереди — спасительные Ключевские, Усакинские и Перуновские леса, где есть возможность не толь–ко укрыться от врагов, но и можно будет неожиданно нападать на их коммуникации. Да, теперь это главное — коммуникации… Но не только стратегические соображения так властно влекли Макея на Запад. Где‑то теперь она, Броня? Поскорее бы к ней!

— Приготовиться! — как‑то необычно весело крикнул Макей, и словно эхо во всех концах партизанского становища повторялось это слово:

— Приготовиться!

— Приготовиться!

— Шагом марш! — скомандовал Макей, и колонна тронулась.

— В своем доме и стены защищают, — разглагольствовал дед Петро, шагая рядом с Хачтаряном и победоносно поглядывая по сторонам.

Дед был сегодня в особенном ударе. Знакомые места приводили его в детский восторг. Комиссар слушал -его с снисходительной улыбкой: «Что малый, что старый». Дед Петро не унимался:

— Теперича, немчура, берегись! А? Как, товарищ комиссар? Потому как сила у нас! Как ты с Макеюшкой-то, ладишь?

— Лажу, — смеялся Хачтарян, — чего нам с ним делить?

— Добро! От распрей один вред. Ну, покедова. Побегу к своим.