Сергей Дышев - Почти живые

— Ты хорошо выглядишь, — говорит Глеб, глядя на Ольгу с улыбкой. — Что-то давно не видно твоего бойфренда.

Она знает, мама сказала Глебу, где сейчас Сергей, и потому продолжает молчать. Глеб вдруг хлопает себя по лбу.

— Забыл тебе один прикол показать, — говорит он и вытаскивает из-под сиденья какую-то мятую газетку. — Слушай! «Как рассказывают сами федералы, самые дорогие девочки в Грозном и на границе с Дагестаном. Дешевле всего — в предгорных районах Чечни. Как правило, блокпосты удовлетворяются одной девицей на всех, расплачиваясь потом с ней тушенкой или водкой. Проституток это вполне устраивает. От желающих провести ночь со взводом солдат отбоя нет…»

Он поднимает взгляд. Ольге хочется ударить его по щеке, но ей жаль чувств Ксюшки. Она смотрит на Глеба и сжимает зубы изо всех сил. Ей кажется, будто ее посадили в глубокую яму и от ее ребенка требуют выкуп.

Почта работает безобразно: то несколько дней нет ни одного письма, то вдруг потом приходит сразу четыре! Серега, как нарочно, не ставит под письмами дат, и Ольга, читая, теряется: что было раньше, а что позже.

В воскресенье навестила Лешку. Он очень радуется, когда она приходит, и выглядит неплохо — опрятно одет и гладко выбрит. Ольга не говорит ему, когда придет в следующий раз, — пусть ждет каждый день. Это заставляет его держать себя в форме.

Он тренируется по методике Дикуля, которую она ему принесла. Уже запросто выжимает каждой рукой по двадцать кило. Ольга садится на стул и смотрит, как он работает с гантелями. Для него теперь это смысл жизни. Она сидит и просто молча смотрит. А он демонстрирует ей силу. Он словно говорит: «Смотри, я сильный! Я мужик! Я пить бросил! Я обязательно встану с этой коляски!»

Он опускает гантели на пол, вытирает вспотевшее лицо полотенцем и закидывает его за шею.

— Самое обидное, — говорит он, — что я ничего не успел сделать… Вспышка, потом удар по ушам — как будто в лицо петарду пустили, и все. Темнота… Казалось, что всего мгновение был в отключке. Открываю глаза и ничего не вижу. Что-то на лице лежит. Оказывается, это моя рука. В госпитале иголками кололи — ничего не чувствовал. Болталась вдоль тела, как плеть. А теперь у меня бицепс сорок сантиметров в окружности…

Потом они пьют чай. Лешка все время кидает на Ольгу вопросительные взгляды.

— Ты знаешь, — говорит он, — Серега очень, очень хороший парень. Я жизнью ему обязан. Это ведь он вытащил меня тогда из-под обстрела. Мог на плечо взвалить, но побоялся, что меня снайпер добьет. Так и тащил волоком, собой закрывая… Что-то ты побледнела!

Он не на шутку испугался за нее. С опозданием прикусил язык. А у нее перед глазами — туман. Сердце колотится, крик к горлу подступает. Она не помнила, как вышла из квартиры. У двери лифта Лешкина мама догоняет.

— Ты уж прости его, дочка, — шепчет она и по плечу ее гладит. — Он с тобой, как со своими ребятами, — все о войне да о войне. Ему бы с девушками больше общаться. Может, у тебя подружка свободная есть?

Ольга поняла, что не о подружке речь, а о ней.

— Нет у меня никакой подружки! — вдруг резко ответила она, повернулась и побежала по лестнице. Там уже дала волю эмоциям. Она устала, устала, устала!

Ксюшка спрашивает:

— Мама, а скоро придет дядя Глеб? Он такой добрый!

Ольга молчит и продолжает лепить пельмени. Они так и выпрыгивают из ее рук. Мама делает вид, что не услышала вопроса внучки. Но Ольга-то знает, что сейчас у нее на уме.

По экрану телевизора бежит секундная стрелка. Сейчас начнутся новости. Мама вдруг встает из-за стола, вытирает выпачканные в муке руки и выключает телевизор.

— Хватит, — говорит она. — Пожалей себя!

Не говоря ни слова, Ольга включает его опять. Ксюшка смеется, она думает, что мама с бабушкой играют. Эта холодная война продолжается уже второй месяц. Конфликт неразрешим, потому что Ольга любит маму, а мама любит ее, но их цели несопоставимы.

Но сегодня, похоже, терпению мамы приходит конец. Она дожидается, когда Ольга досмотрит новости из Чечни, садится напротив и пристально смотрит дочери в глаза.

— Оля, — говорит она, — ты можешь мне ничего не отвечать и остаться при своем мнении. Только выслушай меня.

Ольга знает, что она скажет. Она может угадать это почти дословно. Сначала мама напомнит Ольге о ее возрасте. Затем о непредсказуемости жизни. Оттуда — логический переход к необходимости думать о будущем Ксюшки. Мама скажет, что ребенку нужен отец и этот человек обязательно должен крепко стоять на ногах и уверенно смотреть в завтрашний день. И в конце концов мама мягко обмолвится о Сергее. Дескать, он хороший парень, но на войне с ним может случиться всякое. К тому же он вовсе не обещал Ольге жениться на ней.

Самое страшное, что мама права. Она всегда права. Она не ошибается. Она смотрит только вперед.

Иногда ей кажется, что она забыла его лицо. Хватает фотографии, на которых они с Сережей в Кускове, перебирает и успокаивается. Его лицо по-прежнему родное. Вот они дурачатся, катаются по траве. Вот, как две кукушки, сидят на дереве. Вот он ее обнимает… Сейчас она понимает, как была счастлива с ним. А что такое счастье для молодой женщины? Чувствовать, что рядом есть сильный и честный человек, для которого она — центр Вселенной. А Ольга хочет быть центром Вселенной. Она хочет быть единственной и неповторимой. И с Сережей это дается ей без всякого усилия.

«Только вернулись с засады, — пишет он. — Промерзшие, усталые. Кое-кто из ребят, не раздеваясь, сразу упал на койку. А мне твое письмо передали. Ты не представляешь, какое это для меня счастье. Я на конверт несколько минут пялился, со всех сторон его рассмотрел, обнюхал, как ребенок шоколадку. Ребята смотрят на меня и хохочут. А я не могу вскрыть конверт. Пальцы не слушаются. Нагрел в кружке горячей воды, вымыл руки, сел поближе к буржуйке и только тогда стал читать. Письмо короткое, и я растягиваю удовольствие. Прочту одно предложение, закрою глаза и будто наяву вижу тебя с Ксюшкой. Милые, любимые мои! Только вы даете мне силы пережить эту войну. Когда становится очень трудно, я говорю себе: „А если бы меня видела сейчас Оля?“ Достану иконку, которую ты мне подарила (я всегда ношу ее у сердца), посмотрю на нее, мысленно прочту молитву, которую сам сочинил, и чувствую, как возвращаются силы. Не позволяю себе ходить небритым, пьяным или грязным, не позволяю быть грубым и жестоким, не позволяю забыть, кто я и зачем я здесь, в Чечне. Словом, остаюсь таким, каким ты меня полюбила. Когда мужчины стремятся быть достойными своих любимых женщин, война захлебывается, затухает. Все самое позорное и преступное совершается тогда, когда мужчина уверен, что любимая его не видит. Ты всегда со мной рядом. Тебе никогда не придется краснеть за меня…»