Николай Куликов - Абвер против СМЕРШа. Убить Сталина!

— Как вы поддерживали связь? — снова прервал я Михаила. — Общие дела у вас были?

— Да никаких дел не было! Появлялся у нее один-два раза в квартал… Забирал посылки: питание для рации, иногда деньги — вот и все! Соседям она представила меня как двоюродного брата из района.

— Понятно. Еще вопросик: в бараке днем, кроме соседки и этих двух девчонок-малолеток, — есть еще кто-нибудь?

— Надежда говорила, больше никого. Этот полудурок контуженый болтается — вот и все. Остальные на работе: бабы да подростки — мужиков-то на войну забрали…

Я отчасти удовлетворил свое, отнюдь не праздное любопытство, но и «дядю Мишу» весьма интересовал один вопросик:

— Ты ночью помянул: забросили вас пару дней назад. Про задание не спрашиваю — не ребенок, но, ежели начистоту: заброска твоя кратковременная — ведь так?! Выполнил задание — и назад! Я прав?

Спиридонов говорил с какой-то заискивающей интонацией, заглядывая мне в глаза, словно пытаясь прочитать нужный ему ответ.

— Допустим, ты прав! Что дальше? — теперь я вопросительно посмотрел на Михаила, хотя прекрасно понял, к чему он клонит.

— Уходить мне отсюда надо — иначе все, хана! Если тебе скоро возвращаться к немцам, свяжись с ними и сообщи, чтоб и я с тобой!

— Послушай, Михаил, не будем торопить события: немцы не дураки и должны понимать, в каком ты положении, — мое, кстати, ничем не лучше. Когда выйдешь в эфир, передай о своих чрезвычайных обстоятельствах, плюс мое сообщение — этого вполне достаточно, поверь. А дальше все будет зависеть от полученного ответа — поэтому наберемся терпения и подождем.

Спиридонов молча подошел к печке и переложил в сторону сложенные около нее небольшой поленницей аккуратно наколотые чурки. Из деревянного пола в том месте, где лежали дрова, он вынул тщательно подогнанный кусок половицы и извлек из образовавшейся ниши жестяную коробку размером с внушительный том солидной энциклопедии.

— Кроме хозяйки, квартира известна только мне, — Михаил выложил коробку на стол. — На случай провала здесь спрятан запасной комплект документов и деньги — так что обузой я тебе не буду!

«Предусмотрительно, — подумал я, следя за его манипуляциями, — немцы очень основательно внедрили эту компанию: недаром агенты больше года продержались в русском тылу, а это большая редкость. Я, пожалуй, не припомню другой группы, которая бы сумела уцелеть и активно действовать такой же срок».

— Дай-ка взглянуть! — обратился я к Спиридонову.

Михаил подвинул мне коробку, потом закрыл нишу в полу и уложил дрова на место. Я в это время просмотрел поддельные паспорта и другие документы: их было два комплекта — на Михаила и, по-видимому, на его напарника-радиста. В таких вещах я знал толк и сразу отметил высокое качество подделок: паспорта, трудовые книжки, различные справки — об эвакуации, о медицинском освидетельствовании и еще целая стопка — все было с положенными отметками, печатями, штампами и записями. Особое внимание обратил на паспорта: похоже, они были подлинными, но только принадлежали когда-то другим лицам — теперь в одном из них красовалась фотокарточка Михаила. Отметки о прописке, даты выдачи, срок действия — все было в полном порядке.

— Неплохо сработано: теперь ты Машков Михаил Иванович — с чем тебя и поздравляю! — вернул я бумаги Михаилу. — Второй комплект на твоего напарника, теперь уже бывшего, надо уничтожить — прямо сейчас!

— Понимаю, не маленький…

Спиридонов (теперь уже Машков) начал разжигать печь: ловко настругал лучинки из сухого полена, и через две-три минуты в топке ярко запылал огонь. Когда пламя разгорелось, он бросил в печку вместе с бумагами напарника свой старый паспорт и еще кучу каких-то бумаг и справок, которые достал из внутреннего кармана шинели.

— Все, нет больше кладовщика ОРСа Спиридонова! — Михаил удовлетворенно потер руки, разложив по карманам свои новые документы и, между прочим, три пачки сторублевых советских купюр, которые также находились в коробке. Пустую жестянку он небрежно бросил в угол. Вскоре от топившейся печки в кухне потеплело, и мы сняли шинели.

— Перекусить бы тоже не мешало! — сказал «дядя Миша» и достал из бокового кармана пиджака банку рыбных консервов, из другого — кусок черного хлеба, завернутый в газету.

«Предусмотрительный… Хотя нет, ни о каких чрезвычайных ситуациях он не думал — просто решил позавтракать у себя на работе», — подумал я, в свою очередь доставая из вещмешка банку тушенки, хлеб и кусок сала в целлофановой упаковке. Глядя на выложенные на стол продукты, я негромко заметил:

— Это все! Если задержимся, придется отоваривать на продпункте мой офицерский продовольственный аттестат — что очень нежелательно. Не хочу «светиться» именно здесь, в Смоленске.

— Со жратвой проблем не будет, Надежда не даст умереть с голоду — как-никак, заведующая в продмаге.

— Надеюсь, ее помощь не потребуется, долго здесь мы не засидимся.

— Да уж… Надо отсюда двигать подальше и побыстрее!

Мы не спеша поели, напились горячего крепкого чая: воду вскипятили на печке, а заварка у меня была. Михаил закурил, и мы поговорили о каких-то пустяках — надо было коротать время до радиосеанса. В разведке длинный язык до добра не доводит, и обычно агенты весьма скудно делятся друг с другом информацией о себе. Но люди есть люди: что-то ненароком «проскальзывает» в разговорах, о чем-то рассказываем вполне осознанно — особенно, когда между напарниками складываются доверительные отношения. Мы с Михаилом особенно не откровенничали: даже ночью, в пьяном состоянии, он почти ничего не сказал о своем агентурном прошлом. Однако во фразе о «сестре» упомянул, что знает Надежду еще по Пскову, — это раз. Еще запомнились его слова: «Не подчиняюсь никакому абверу!» — это два. Я слышал о так называемом «Предприятии Цеппелин», напрямую подчиненном Главному управлению имперской безопасности в Берлине, а также знал, что в Пскове до недавнего времени находился его так называемый северный филиал. Отсюда сделал вполне логичный вывод, что «дядя Миша» — выпускник разведшколы этого самого «Цеппелина». Между прочим, агентов там готовили весьма основательно: курс обучения разведчиков «дальнего тыла» длился до полугода и больше…

— Бывал в Смоленске раньше? — полюбопытствовал Михаил.

— Не приходилось. И сейчас не должен был здесь оказаться — обстоятельства вынудили. А ты, помнится, упомянул, что в Смоленске уже больше года, — получается, внедрился в период немецкой оккупации. Так?

— Так и было. Вначале меня поселили в местечке Красный Бор, неподалеку от Смоленска — в июле сорок третьего.

— Тогда там располагался филиал Смоленской диверсионной школы абвера, — сделал я небольшое уточнение.