Михаил Федотов - Разведка продолжает поиск

Недалеко от шлагбаума заметили небольшой бункер — дом, наполовину врытый в землю. Над самой землей на все четыре стороны прорезаны окна-бойницы. Вместо крыши бревенчатый накат, а на нем толстый слой земли. Выходит, одновременно и казарма, и огневая точка — видны дула пулеметов. Однако бункер сейчас меньше нас интересовал. Все свое внимание сосредоточили на пропускном пункте.

За день мы изучили распорядок несения службы на КПП. Командовал здесь унтер-офицер. Сменял он солдат через каждые три часа. Сам приводил их, ставил на пост, давал дополнительный инструктаж и вместе со сменившимися уходил опять в бункер.

Мы переглянулись: это плохо, потому что они постоянно ходят группой. Как же быть? С тремя-четырьмя солдатами во вражеском гарнизоне нам не справиться, если напасть на них во время смены караула. Нет, так нельзя — это приведет к неизбежному провалу операции. Решили ждать случая, ни в коем случае не уходить с этого места.

Наблюдая, установили такие детали: на КПП разговаривали и по-немецки, и по-русски, хотя форма на всех армейская полевая, вооружены автоматами и винтовками, в сумках на поясах висят гранаты с длинными деревянными ручками, ребристый бочонок-противогаз — с другой стороны на боку. Службу свою знают хорошо. У гражданских лиц, проходивших через контрольно-пропускной пункт, один внимательно проверял документы, второй со знанием дела производил обыск, третий стоял в стороне с автоматом на изготовку — в любой момент мог пустить очередь. Военнослужащих не обыскивали, но документы у них проверяли придирчиво.

За время нашего наблюдения прошло три смены. На четвертую заступили те, которые сменились рано утром. Следовательно, всего здесь десять — двенадцать солдат. Свободные от несения службы, по-видимому, отдыхали в самом бункере. Оттуда, когда открывалась дверь, доносились хохот, выкрики, игра на губной гармошке, а однажды по-русски зазвучала песня «Ой ты, Галю, Галю молодая»…

Уже стало невмоготу лежать между сырых кочек, скорчившись в три погибели. Омертвели ноги, сами продрогли, проголодались. Считай, сутки ничего не ели, хотя в каждом вещмешке, спрятанном рядом под кочками, есть сухари и отварная говядина. Но нельзя даже пошевелиться, переговариваемся только жестами и мимикой губ. Хорошо еще, что на КПП нет собак, а то учуяли бы нас, и тогда бы все пропало.

Время близилось к вечеру, когда один солдат вышел из бункера и направился левее нас, к «нашим» кустам. В той стороне, куда он шел, по всей вероятности, отхожее место. Будто по команде, «толкнули» друг друга глазами, взглядом показывая на солдата, возвращавшегося обратно в бункер. Моментально созрел план, где нужно брать «языка».

Начал моросить дождь, затем подул ветер, стал рвать облака. В их разрывах то появлялся, то скрывался узкий серп луны. Ночь обещала быть темной и ветреной — то, что нам надо.

Стемнело. Прекратилось движение автомашин и повозок в сторону Лепеля и обратно. Видимо, партизаны проучили гитлеровцев. А вот со стороны Витебска нескончаемым потоком шли автомашины туда и обратно, правда, с притушенными фарами. Минуло то время, когда фашисты не признавали никакой маскировки! Сейчас боялись наших самолетов. Они часто налетали и бомбили это осиное гнездо. Эх, если бы сейчас налетели и устроили тарарам! Такой шумок был бы нам кстати: под него мы решились бы броситься на бункер КПП и перестрелять фашистов, оставив только одного — «языка».

Вдруг послышался характерный скрип двери бункера, кто-то вышел из него и, подсвечивая себе под ноги фонариком, направился к кустам.

Иван Киреев и Степан Пашковский приготовились к прыжку. Натянулась «нервная пружина» и у меня. «Сейчас все должно решиться в один миг — пан или пропал, — мелькнуло в голове. — Дальше ждать нельзя…»

Как и было заранее распределено между нами, Киреев и Пашковский выдвинулись для рывка. Они должны схватить «языка», скрутить его, сунуть в рот кляп, связать по рукам и ногам и вместе с подоспевшим к ним Михайловым утянуть с собой. Я же обязан прикрывать группу захвата с пленным, если ее обнаружат и станут преследовать.

Не успел я, как говорится, и глазом моргнуть, как возле туалета послышались возня, приглушенный храп, а затем и шелест кустарника. Я понял: группа захвата сработала! Через минуту уловил ее движение у себя за спиной.

Теперь наступила моя очередь — жду погони. Но что это? Молчок, ни звука — у бункера совершенно спокойно. Преследования нет.

Догнал своих. Смотрю: они втроем изо всех сил волокут за собой четвертого. Подниматься еще нельзя, могут заметить с КПП. Теперь как можно быстрее от места, где «наследили».

Тащили мы свой «трофей» и под мышки, и за ноги. Тяжелый попался! Быстрее, быстрее, пока не хватились там, в бункере. Если обнаружат пропажу, в один миг обложат нас, и тогда трудно будет не только уйти с «языком», но и самим ноги унести.

Протянем немного, остановимся, прислушаемся, глотнем воздуха и снова вперед. Кажется, целую вечность тащим пленного, а у нас слева еще только деревня Мамойки — окраина Бешенковичей. Здесь — гарнизон! Отсюда — подальше…

Перевалили большак Бешенковичи — Дуковщина. Остались справа и Дрозды — красивая деревня, упирающаяся улицей в Западную Двину. Взяли направление на Залужье, чтобы возле нее проскочить в большой лесной массив, что тянется по берегу реки. Там можно осмотреться, перевести дух и по лесу двигаться к дому.

Легко сказать — к дому. Мы еще среди вражеских гарнизонов, пока еще не вышли даже в относительно безопасную зону.

— Посмотрите трофей, — шепотом бросаю на ходу своим ребятам. — Может, мертвого тащим…

Приложил ладонь ко лбу пленного: нет, живой, голова теплая, да и сопит.

В это время сзади нас, примерно в том месте, где находился КПП, началась отчаянная стрельба, одна за одной взвились ракеты, и стало видно, как днем. Мы насторожились. Однако стрельба так же внезапно прекратилась, как и началась. На душе поспокойнело: нас пока, видно, не преследуют. Если бы гитлеровцы обнаружили пропажу, не то было бы. Значит, стреляли по привычке — для острастки и самоуспокоения.

В лес, быстрее в лес! Теперь главное скрыться, замести следы.

Темень сплошная, только в гарнизонах взлетали ракеты и потрескивали пулеметные очереди. Наш проход — между Залужьем и Ворохобками — пока свободен. Мы уже были близки к цели, но все же осторожно обошли гарнизон и попали в какое-то болото. Искать обход некогда, и мы двинулись через топь. Ракеты, взлетавшие в гарнизоне, подсвечивали нам путь. Но это же и опасно, нас могли заметить, поэтому мы часто прижимались к кочкам и низкорослым голым кустам.

Наконец болото кончилось. Начался крупный осинник, а затем пошли толстые ели. С километр прошли еще в глубь леса и остановились: нужно передохнуть, осмотреть плененного, привести себя в порядок.