Юрий Пересунько - Военные приключения. Выпуск 5

Вот уж, как говорится, все поставлено вверх ногами. Если В. П. Чебо узнал себя и тем удостоверил, что «воевал» он все же с немецко-фашистскими захватчиками, то ученый муж из Одессы опровергает и его. По В. А. Смирнову: советский народ воевал против советского народа, хотя в одном случае доцент называет его «сталинщиной». И все же я имею на этот счет свое мнение и больше согласен с В. Войновичем, который признается: «О Советской Армии не было ничего в подобном духе». Надеюсь, что В. А. Смирнов разберется с В. Войновичем, кто из них прав. А мне, пользуясь свободой мнений, хотелось бы высказать свое суждение о том, как я понимаю роман-анекдот о Красной Армии, а заодно сказать о другой повести о Советской Армии, повести Сергея Каледина «Стройбатовцы». Войновича и Каледина, как мне кажется, многое роднит. Оба пишут об армии, и обоих жалуют «гражданские» журналы, которые вдруг обратили внимание на эту тему. Правда, интересуют их не ратные дела. Этими публикациями они подчеркивают свою откровенную ненависть к людям в военной форме.

Роман-анекдот В. Войновича повествует о страшных днях нашей Родины — 1941 годе. Автор решил позубоскалить по этому поводу. Что же в «анекдоте» происходит? Красноармеец Чонкин в канун нападения фашистской Германии на СССР послан охранять военный самолет, совершивший вынужденную посадку у деревни Красное. Началась война, и перепуганное командование о самолете и бойце забыло. Автор объясняет это не трагизмом обстоятельств, а всеобщей глупостью и тупостью — в анекдоте, кроме поросенка — простите, кабана — Борьки, нет ни одного мало-мальски мыслящего существа.

Мертвых не опасаются. Литературный провокатор ныне храбро зубоскалит над миллионами бойцов и командиров Красной Армии, отдавших свои жизни ради того, чтобы остановить врага, защитить Отечество, а если быть более точным — и все народы мира.

Сидящему на западно-германских хлебах В. Войновичу, может быть, чуждо теперь понятие Родина, а издательству «Ардис», с разрешения которого «Юность» опубликовала пасквиль на Красную Армию, это тем более безразлично, но советские-то издатели, у них что же, совсем угасла (если была!) память?

О героях романа говорить неприятно, но — лишь для примера…

Взять генерала Дрынова. По замыслу В. Войновича — типичного представителя высшего командного состава Красной Армии. От него только и слышно:

«— Что за едрит твою мать!»

Больше всего в описываемой автором операции бесит его один «опорный пункт», именуемый «сортиром». Что там привлекает генерала, не сказано, но он решительно старается разделаться с ним. В телефонную трубку Дрынов кричит артиллеристу:

«— Прикажи подтянуть орудие к уборной, на которой что-то написано иностранными буквами, и пускай вдарят прямой наводкой в упор».

Ему докладывают, что местность простреливается, будут большие потери, но Дрынов стоит на своем:

«— Гуманист тоже нашелся. На то и война, чтобы гибли. Подтащить орудие, я приказываю!»

При таком командовании дивизией победа не заставила себя ждать. Когда же Дрынов узнал, что воевал всего-навсего с бойцом Чонкиным, удивился его храбрости, «снял с себя орден и прикрутил его к гимнастерке Чонкина».

Но через несколько строк, как положено в анекдоте, произошло непредвиденное:

«— Товарищи, мой приказ о награждении рядового Чонкина отменяется. Рядовой Чонкин оказался изменником Родины. Героем он притворялся, чтобы втереться в доверие. Ясно?»

Нам все ясно. Посмеялись от души. Но, не останавливаясь на мелочах, хотелось бы спросить, все ли ясно журналу «Юность»? Думается, не все. Не случайно же редакция сначала сопроводила «роман-анекдот» статьей об авторе, а затем и «Послесловием». Б. Сарнов употребил весь свой талант, чтобы доказать читателям, что черное есть белое, а белое — черное. Критик привел даже слова самого В. Войновича о том, что «сатирик отличается от писателей, работающих в иных жанрах, тем, что он концентрирует свое внимание на теневых сторонах жизни и негативных тенденциях». Эту прописную истину нам не следовало бы разжевывать, не следовало бы и упрекать читателей как бы в невежестве, в непонимании прочитанного. Откуда Б. Сарнову знать, что читатель подумал, закрыв журнал. «К сожалению, однако, доказывать приходится», пишет критик и, как бы оправдываясь, добавляет: с «Войновичем природа сыграла особенно злую шутку, наградив его сатирическим даром». Мол, даже в святом он видит теперь гадость и поэтому издевается над тем, что больше всего тревожит воспоминаниями сердца советских людей. Каждый здравомыслящий человек содрогнется при мысли, что было бы, если бы Красная Армия и весь наш народ не разгромили оккупантов. Напрасные потуги заставить это забыть, а войну свести до уровня анекдота! Сатира сатире рознь! Так и хочется сказать критику Б. Сарнову: не путайте Божий дар с солдатом Чонкиным, не прикрывайтесь Гоголем и Щедриным. Никогда русские классики не позволяли себе святотатства. А его теперь в современной литературе хватает.

Заглянем в повесть Сергея Каледина «Стройбатовцы» — еще один антиармейский «шедевр». Автор явно задался целью «переплюнуть» в клевете на армию даже «роман-анекдот» В. Войновича. Как пакостны мысли В. Войновича и С. Каледина, так мерзостен и язык их сочинений. Попробуйте прочитать в кругу семьи такие, к примеру, выжимки:

«— Нажрались, суки, а зажрать толком не научились».

«— Ссышь, когда страшно, значит, уважаешь».

«— Грузин хрен с ним, а нашего жалко».

«— Кусок паскудины!.. Чеши репу — и скачками».

«— Задергался хахаль кособрюхий… Побахвалиться захотелось перед сикухой: нет, мол, на меня управы!.. Хочу дурь сосу, хочу — бабу в роте черепажу… Дурак!»

«— Ишь, какая нация шерстистая, хуже грузинов».

В общем, язык «героев» В. Войновича как две капли похож на язык «героев» С. Каледина, и наоборот. Тут, как говорится, одного поля ягоды. Но под похабщиной скрывается и более страшный смысловой пласт — разжигание национальной розни. Смотрите, мол, как эти русские говорят о грузинах и других национальностях. Русофобство подается похабщиной, как бы заостряя на этом внимание.

«— Глуши козлов!..

— Сучье позорное!..

— Петушня помойная!..

— Мочи пидаров!..»

«Дам в лоб — козла родишь».

«Не бзди, мужики!.. Главное, всей хеврой навалиться».

«Стой, падлы». Или: «Удав гнутый».

Даже грузин Георгадзе говорит этим же языком:

«— Маму твою, петух комнатный».

Такой же мерзкий, приблатненный язык и авторской речи. Иногда он требует даже перевода. Вот начало повести:

«— Баба!.. Кил Мында!..

Бабай дернул башкой, оторвал ее, заспанную, от тумбочки, вскочил, чуть не сбил огнетушитель и ломанулся не в ту сторону».