Лайош Мештерхази - Свидетельство

И вот пришел черед и тому и другому. Озди, приехав, только и ждал подходящего случая, чтобы сцепиться с «этими», высказать все, что кипело, нет — клокотало в нем, огнем жгло в груди, пока старенькая крестьянская телега, дребезжа по булыжному шоссе, тащилась с ним до вацской железнодорожной станции.

— Я не понимаю господина Саларди! Попросту не понимаю, чего он хочет! — Озди был надменен и зол. — Чего он хочет от домовладельцев? Домовладелец нынче — нищий из нищих! Зачем же мы устроили на него травлю, грозим штрафами? Домовладельцу нечем платить. Все, что он собирает в виде квартирной платы, уходит на уплату налогов. Что же прикажете секвестровать сами дома? Но это уже сделали бомбы! Зачем мы вызываем к себе ненависть и насмешки, выдавая ордера на уплотнение? Ну хорошо, допустим, кто-то просит, кому-то действительно нужно… Но поощрять самим?! Коммунальное заселение не увеличит количества квартир, а уменьшит их. Вы только посмотрите, что за коммунальные квартиры мы теперь имеем! У меня по соседству была аристократическая квартира-люкс, мы могли бы приберечь ее для какого-нибудь министра. Так нет, вселили туда полицейского с пятью детишками и рабочего, тоже с семьей. Я знаю рабочих, чту и уважаю их. Кто-кто, а я — то уж знаю… Сам исходил потом, засучив рукава, вместе со своими рабочими косил, молотил — в зной, в пыль… Знаю, что такое физический труд! — Озди оглянулся вокруг, словно созывая остальных своих союзников на штурм. — Но квартира теперь не принадлежит ни одному из них. Она — общая! И они сообща разрушают ее. Ванная — в два раза больше этого зала. Изумительный кафель, мраморная, утопленная в пол ванна. Они устроили в ней курятник! Им не нужна ванная, это выше их потребностей. Сейчас я слышу, они снимают со стен кафель и продают его. В квартире такие ссоры, что стонет вся улица. И я не удивляюсь, — ведь им приходится делить все — от клозета до газовой плиты. Так что же: этого мы хотим? Назад, в каменный век?..

Да, это был заговоривший наконец экзаменатор-профессор, которому действительно давным-давно известно все, что может сказать студент.

— Война кончается, бои идут уже в Берлине. Победоносная Красная Армия и ее союзники уложили Гитлера на обе лопатки. Да вы представляете, какие силы, какие средства высвободятся теперь? Стоимости одной бомбы достаточно для возведения целого жилого дома; на средства, затраченные на подводную лодку или «летающую крепость», можно выстроить небольшой город. Минет еще несколько недель, и могучие международные силы придут в действие. А мы здесь бессмысленными полумерами будем трепать людям нервы? Вчера, едва я успел вернуться из деревни, приходит ко мне шестидесятидвухлетний старец, бывший член верховного суда. Шестьдесят два года человеку! Спрашивает, как ему быть: идти с женой на этот самый… ударник или воскресник… Словом, развалины убирать, как вы, господа, тут решили!.. А то, мол, говорят: кто не пойдет — реакционер! Так разве это они нам нужны на воскреснике? Подагрические старички из верховного суда?!

Он дышал шумно, раскрыв рот, и обводил взглядом примолкших «коллег». Ласло хотел уже воспользоваться паузой, он был уверен, что сейчас, вот сейчас, в пух и прах разобьет аргументацию Озди. Но тот властно махнул рукой.

— Простите, но я предоставил слово самому себе! — И он уже не глядел больше на Ласло, он обращался ко всем остальным, будто они вместе вершили суд над Саларди, будто только они все имели право решающего голоса, а Ласло мог лишь защищаться — в качестве обвиняемого.

— Или же история… с черепицей! Я уж не говорю о юридической стороне этого дела: на каком основании может кто угодно — или даже сам председатель — говорить от имени Национального комитета, когда еще нет общего решения! — Озди снова сделал эффектную паузу. — Но хватит и об этом! Только запомните, такими акциями мы приучаем людей к воровству, к беззаконию, как будто его и без того мало!.. Деморализуем народ, когда нужно восстанавливать не только дома, но и человеческие души. — Озди бросил короткий взгляд на Ласло, возвысил голос. — Я каждый день читаю «Сабад неп» и согласен со всем, что в этой газете пишется. От первой до последней буквы. С сорок второго года я поддерживаю политический контакт с коммунистами в рамках «Венгерского фронта». Но таких свежеиспеченных коммунистов, что не в состоянии отличить коммунизм от анархизма, таких местных царьков, самодержцев я не желаю знать!.. Вот и все, что я хотел сказать! Предоставляю уважаемым членам комитета возможность вынести свое решение! — Он вынул платок и спрятал в него свое вспотевшее лицо.

Ласло поднялся и сразу ринулся в полемику. Нет, он не терял головы, он держал себя в руках, не отвечал оскорблениями и совершенно спокойно объяснял свою позицию, доказывал свою правоту. Кончив говорить, обвел взглядом всех, ожидая поддержки. В этот день на заседание Национального комитета из коммунистов пришел он один. Напротив него, на потертом диване, сидели Пал Хайду, Магда, адвокат Гондош и рыжий стекольщик. Хайду слушал внимательно, с явным интересом. Длинноусый учитель от крестьянской партии громко скрипнул стулом и, смутившись, покраснел и крякнул. Альбин Шольц, откинув голову на спинку кресла, как обычно, давал отдохнуть глазам. Председатель рисовал на полях протокола кружки, а потом вокруг них — лепестки ромашек. Стояло молчание — томительное, долгое молчание. Сквозь открытое окно из Крепости долетала тягучая, на два голоса, русская военная песня. Промокнув пот платком и полюбовавшись мокрым отпечатком глазниц, лба, уголков рта на нем, Озди аккуратно сложил платок вчетверо, затем еще вдвое и убрал во внутренний карман расстегнутой куртки.

— Прошу высказываться, — со вздохом вымолвил он. — Нам нужно принять решение. Может быть, социал-демократическая партия?..

И тут заговорил Хайду. Он начал с изъявлений радости по поводу столь оживленного и столь интересного заседания комитета, на котором, как он рад убедиться, «обсуждаются чрезвычайно серьезные вопросы — важные как с теоретической, так и с практической стороны». Страстный тон ораторов показывает, отметил далее Хайду, насколько серьезно относятся «уважаемые коллеги» к своим обязанностям…

— Да, уважаемые коллеги, — подытожил Хайду, — именно этого и ждет от нас население района! Что же касается меня, то как назначенный нашим ЦК руководитель районной организации социал-демократической партии я в соответствии с линией своей партии стою на позициях теснейшего единства действий с братской марксистской партией. Господин секретарь комитета Саларди, — а для меня он товарищ Саларди, — ясно сказал: людей нужно поставить на ноги, научить их помогать друг другу! Я полагаю, господин председатель в принципе с этим тоже согласен…