Николай Гомолко - Лесная крепость

— А мы с тобой, хлопец, про одно дело забыли, не догадываешься?

Алесь сложил свою ношу на землю, отряхнул грязь с рук, задумался.

— Небось колышки нечем стягивать?.. Так я быстро. Лыка здесь хватает!

— Вот, вот, брат. Лыко нужно позарез!

Алесь взял штык и отправился через заросли лозняка на северную сторону острова.

Вадим Николаевич вытер взмокший лоб, посмотрел вслед Алесю. Все больше и больше нравился ему этот хлопец. По-крестьянски спокойный и неторопливый, скупой на слова, а такой сноровистый в деле. Другой бы на его месте мог и растеряться. А он все: и горе и трудности — переносит терпеливо, мужественно, как настоящий солдат.

Когда Алесь вернулся, с плеча у него свисали длинные желтоватые плети. Они пахли свежестью и почему-то медом.

Наконец каркас шалаша был готов. Теперь в ход пошли и сосновые ветви, и елочный лапник, и рыжий папоротник. Шалаш обретал форму. Обозначился уже круглый вход. Алесь не утерпел и несколько раз примерялся, удобно ли в него залезать. Потом принес девчушку.

Вместе они забрались в сумрачную глубь шалаша. Там было тепло и сухо, под ногами шуршали листья.

Вадим Николаевич стоял в сторонке и придирчиво рассматривал их сооружение. Хорошее место они выбрали для шалаша — только уж очень зоркие глаза могли его заметить издалека.

Работы на доделку шалаша хватило до самого вечера. Потом под собственной крышей собрались все вместе и слушали, как шумит лес, как совсем рядом плещется вода…

Решено было отметить окончание работы «праздничным ужином». Аллочка получила кусочек сухаря, размоченный в самодельной берестяной кружке. И еще растертые ореховые ядрышки.

Вадим Николаевич и Алесь утолили голод орехами и рябиной. Хоть они порядком устали, настроение у всех было отменное! Аллочка повеселела, раскраснелась, то и дело дергала Доду за ухо, звала поиграть. От вчерашних слез не осталось и следа.

Перед заходом солнца все вместе отправились к Черному Дубу. Это был настоящий лесной великан. Корявый ствол его в несколько обхватов, окруженный тяжелыми узловатыми ветвями, казалось, подпирал небо. На ветках то тут, то там виднелись коричневые желудевые спинки. Самая вершина дуба издали казалась срезанной: то ли молния сожгла ее, то ли буря сломала. С восточной стороны на боку великана у самого основания чернела борозда. Видимо, огонь костра отметил дерево на всю жизнь.

— Ну и высота! — удивился Алесь, задрав голову. — Аж шапка падает.

— А ты раньше здесь не был?

— Никогда.

— Я тоже. Только собирался своих ребят свозить сюда. Дуб действительно чудо! Хоть и нелегко, но, пожалуй, полезу на него, осмотрю сверху остров.

— И я с вами!

— Нет, нет, ты после. Аллочка будет плакать. Одну ее оставлять нельзя!

Вадим Николаевич подошел к стволу, ухватился за выступы коры и полез. На самом верху он уселся поудобнее на толстый сук и повернулся лицом на восток. Тихо пробегали волны по серо-голубой озерной глади. На горизонте ни точки, ни черточки. Вадим Николаевич посмотрел в северную сторону и помрачнел: над болотом черными змеями вились дымы — это рвались гранаты и артиллерийские снаряды. Значит, партизаны продолжали сражаться с врагом не на жизнь, а на смерть.

С юга, из-за горизонта, огромным черным клином выползала туча. Она шла против ветра, и это было верной приметой, что будет гроза. И вскоре засверкали молнии. «Ну вот и выпросили кани водички! — подумал учитель. — Близится ненастье…» Ну что ж! Теперь им не страшны ни ветер, ни дождь — стены шалаша должны выдержать.

Стоило Вадиму Николаевичу спуститься на землю, Алесь не утерпел — тут же полез на дуб.

— А остров наш не такой уж и большой! — кричал он сверху. — В длину метров четыреста и в ширину метров двести. И поляны есть — вон одна, а вон другая… На южном берегу почти нет леса, одни кусты.

Пора было возвращаться к шалашу. Там Вадим Николаевич стал укладывать девочку спать. Она поплакала немного, но быстро угомонилась. Когда прикрыли дерюжкой вход и в шалаше сразу стемнело, девочка утихла и заснула.

Алесь и Вадим Николаевич пристроились рядом и молча вспоминали события прошедшего дня. Алесь решил, что учитель спит, но Вадим Николаевич зашевелился и шепотом сказал:

— Слушай-ка, Алесь, а что же было с твоим дядькой? И с тем немцем-антифашистом, который к вам заходил?

— С дядькой?..

Эх, дядька, дядька! До такого докатился! Пусть бы уж торговал в магазине хомутами, селедками да халвой — хорошо ли, плохо — не так уж важно, главное — за человека тебя считали! А теперь? Людей продаешь! И много же ты хотел заработать — не только собственный покой, а еще тебе подавай и уважение фашистов. Но не всегда бывает как задумывается.

…Возвратился Алесь домой ночью. Отец не ложился, стоял в воротах, ждал сына. И только мелькнула на улице знакомая фигура, заранее открыл калитку.

— Ну и клял же я себя! — говорил он шепотом. — Чего только не передумал! Ночь, а тебя все нет и нет.

Отец и сын вошли в сени, остановились. У стены стоял топчан, покрытый рядном. Алесь присел на краешек, вздохнул, вытер рукавом взмокший лоб.

— Лучше бы не ходить туда, тато…

— Почему, сынок? Неужели на беду напоролся? Мне передали, что немцы заставили тебя работать на кухне. Я даже порадовался — это на руку будет.

— На руку, на руку… — тихо проворчал Алесь и замолк: не знал, как и приступить к рассказу. А отец не отставал:

— Так ты выследил того негодяя? Или впустую убил время?

— Дядьку встретил, Макара Цапка, — совсем тихо произнес Алесь.

— Что ты мелешь? — не понял отец. — Ну встретил, и черт с ним. Ты мне про доносчика расскажи. Видел его? Приходил?

— Дядька тот доносчик… Дядька Макар.

— Ну ты! — Хоть в сенях было темно и Алесь не видел отцовского лица, но представил, как сдвинул он сейчас брови. Отец схватил сына за плечи. — Брось свои шутки! Дело говори.

— Не шутки это, тато… Правда. Это он приходил в комендатуру, когда завечерело, он…

— Не может быть! — повторил отец. — Не может этого быть. Как же так?.. Этого еще не хватало! — Он повернулся к Алесю и положил руку ему на плечо: — Говори, как было, может, ты все-таки ошибся!

Алесь рассказал по порядку, со всеми подробностями, как провел день.

Отец молчал. Оба сидели, словно окаменев. Только за стеной в хлеву тяжело вздыхала корова, да где-то в сенцах от ветра поскрипывала дверь.

— Эх, сынок, лучше бы ты не ходил на это задание, не первый бы узнал недобрую весть. Макар — предатель! Кто бы мог подумать? Ну, зряшный был человек, так мало ли на свете таких!.. Но чтоб предатель!.. И револьвер, говоришь, при нем?.. Ну так как же нам теперь быть? Ведь все же какой-никакой, а родственник!

— В комендатуру привезли каких-то людей. Я видел: их по двору вели, били прикладами…