Влад Ривлин - Палестинские рассказы (сборник)

– Ну что, нашёл что-нибудь?

В ответ Шимон лишь снисходительно улыбался. Он был уверен, что рано или поздно найдёт свой Храм. Менаше же, видя спокойствие и уверенность Шимона, распалялся ещё больше.

– Нет здесь ничего… А даже если бы и было?.. Что с того?.. Кому нужен твой хлам?! Твой хлам никому не нужен, но зато всем нужны мои дома и дороги, которые я строю.

– Верно, нет здесь никакого Храма, – произнёс чей-то уверенный голос за спиной у Менаше. Он обернулся на голос. Это был старик-араб, живший в деревне рядом с раскопками и пасший своих овец недалеко от участка, где велись раскопки. Глаза пастуха улыбались, и его уверенность привела Менаше в бешенство. А пастух между тем всё так же спокойно продолжал: – Тут ничего нет и быть не может, потому что здесь была арабская деревня, а евреи тут никогда не жили. Ни евреи… – он взглянул на неглубокие ямы, в которых копошились рабочие из числа новых эмигрантов, в основном из России, а также один эфиоп. Взглянув на эту картину, старик продолжил: – Ни русские, ни негры… Здесь всегда жили только арабы… Поэтому если вы что-то и найдёте, то только останки от дома моего деда и других домов, которые были здесь до того, как нас изгнали евреи.

Менаше всегда распалялся, когда видел пастуха, пасущего овец вблизи его земли. Он всегда воспринимал это как вызов. Старик появлялся здесь каждый день, будто утверждая свои права на землю, которую Менаше считал своей. Слова старика подействовали на Менаше как красная тряпка на быка.

– Дом деда, говоришь, был? – спросил он пастуха.

– Да, – ответил пастух, полный достоинства. – Наша семья живёт здесь уже восемьсот лет, а может, и больше. Ещё прадед моих прадедов купил эту землю.

– Купил эту землю?! – рассвирепел Менаше. – Я заплатил за эту землю больше, чем все твои деды и прадеды, вместе взятые!

Пастух изменился в лице, но продолжал молча слушать, не отступив ни на шаг.

За спором стариков с интересом наблюдали все: рабочие на раскопках, дежурившие здесь же полицейские и солдаты пограничной стражи, юноши из арабской деревни, чутко отслеживавшие ситуацию вокруг раскопок.

– Я говорю сейчас не о деньгах! – Менаше с досадой покосился в сторону профессора, который при словах подрядчика о деньгах ехидно оскалился.

– Кто из вас тут знает, какой ценой досталась мне эта земля?! – с вызовом спросил Менаше, обводя пристальным взглядом своих огромных, на выкате, серых глаз присутствующих.

– Когда мне было четыре года, – продолжал Менаше, – нас посадили на корабль, вместе с овцами и баранами. Потом посыпали порошком от клещей, как скотину, и привезли сюда. А здесь кругом была Пустыня и нас долго везли в открытой машине среди раскалённых камней, пока не привезли в палаточный лагерь. Этот лагерь стоял прямо посреди Пустыни, и мы прожили там семь лет – отец, мать и семеро детей. Все в одной палатке. Самый младший брат умер вскоре после того, как мы приехали. Сестра умерла через год… Её лечили от гриппа антибиотиками, пока она не умерла. Мы жили так шесть лет! Шесть лет! Потом нам дали караван, и мы были счастливы. Нам казалось, что мы в раю! Пусть в нём было ещё жарче, чем в палатке летом, и холоднее, чем на улице зимой. Но это была настоящая крыша! Вам всем, – он обвёл взглядом присутствующих, – этого не понять!

– А через год, – продолжал Менаше, – наш караван сожгли. Скорее всего, это сделали из зависти соседи, и мы снова вернулись в палатку. Родители наши состарились рано. Когда они умерли, мы были ещё совсем детьми. После смерти родителей мы, пятеро братьев, разбрелись кто куда. Старшие ушли в Тель-Авив, помогали там в лавках, развозили товар, потом стали работать продавцами. Воровали потихоньку у хозяев и потом продавали уже как свой собственный товар. Один работал в мясной лавке, другой – в пекарне. Один из братьев продавал украшения, потом выучился на ювелира, другой – ушёл в армию и стал офицером. Он погиб в Ливане. А те, что торговали на рынке, по копейке собирали деньги, пока не открыли свои собственные лавки и духаны. Потом они разбогатели и улетели за океан. Меня тоже долго за собой звали. «Менаше, приезжай! Здесь настоящий рай! – писали они мне и взахлёб говорили по телефону, – какая тут чудесная жизнь, сколько возможностей!..» Фото своих вилл и машин мне присылали. – Менаше углубился в воспоминания и говорил негромко. Но вдруг голос его снова взлетел: – А мне их Рай не нужен! Я слишком дорого заплатил за эту землю! Ещё когда мы жили в палатках, я вместо школы ходил смотреть, как работает тракторист. Это зрелище заменяло мне любые игры и развлечения. Я только и мечтал о том, чтобы сесть за руль этой машины. И однажды моя мечта сбылась! Тракторист посадил меня за руль и позволил мне управлять трактором! Как же я счастлив был тогда! – Глаза старика засияли счастьем при этом воспоминании детства, и глубокие морщины на лице разгладились. Он как будто помолодел и воодушевлённо продолжал: – У меня здорово получалось! Даже тракторист, всю жизнь проработавший на тракторе, удивился, как здорово у меня всё получается. С тех пор он меня учил. Выучился я быстро, и с тех пор никто лучше меня не мог управиться с работой. «Ювелир», – так восхищённо меня называли те, с кем мне приходилось работать. И, правда, равных в работе мне никогда не было, – лицо Менаше приняло непривычно мягкое выражение. – Да я и сейчас бульдозером выровняю землю под дорогу так, что потом и каток не понадобится! – Он с вызовом посмотрел на присутствующих, и было в его взгляде что-то мальчишеское.

– Я что на тракторе, что на машине езжу лучше, чем хожу! – с гордостью заявил он, и глаза его сияли гордостью.

– Я и все войны здесь прошёл на тягаче да на бульдозере, – продолжал он свой рассказ. – Дважды на минах подрывался. Первый раз, во время шестидневной войны, осколок мины повредил мне кость ноги. И я год потом по госпиталям валялся. Еле спасли мне ногу. А во время войны Судного дня осколки мины усеяли мне спину как колючки кактуса. Когда я вышел из госпиталя, то ходить мог только на костылях. Мне дали хорошую пенсию как инвалиду войны, а я на полученные деньги купил трактор. Как только начал ходить, сразу начал работать. С тех пор и работаю как строительный подрядчик. На заработанные деньги я покупал трактора и бульдозеры и строил повсюду!

– Где только я ни работал, чего только ни построил! Я строю здесь уже тридцать лет! За эти годы я построил сотни домов и дорог. А что сделал ты, твой отец, твой дед?! – вдруг набросился он на пастуха.

– Там, где ты сейчас строишь, были цитрусовые сады и оливковые рощи моего отца, – спокойно ответил пожилой араб. – Каждый день мой отец отправлял две машины с овощами и фруктами в Хайфу. А потом пришли евреи и выгнали всю нашу семью, а наши сады превратили в пустырь.