Влад Ривлин - Палестинские рассказы (сборник)

Мефистофель Гиль Индик был человеком не просто умным, он был человеком проницательным. Будучи профессиональным психологом, он любил и знал толк в литературе и искусстве, разбирался в музыке, а в качестве хобби любил писать специальные программы для взлома компьютера. Компьютер – это макет человеческого мозга. «А что может быть интереснее, чем проникнуть в глубины человеческой души?!», – восклицал он, и глаза его при этом блестели как-то зловеще и безумно. Он с отличием окончил элитную гимназию, в армии служил в элитных частях и закончил службу в офицерском звании. За время своей службы он в совершенстве выучил арабский язык. По окончании службы ему предложили остаться в армии, но он отказался и поступил в университет. Здесь он изучал сначала математику, потом физику, литературу, восточные языки, но нигде больше года не держался. В конце концов он выбрал психологию. Первую степень он завершил с отличием, дипломную работу завершил за два года. Ему предложили поступить в докторантуру, но он отказался. «Суха теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет», – продекламировал он стих одного из своих любимых поэтов в ответ на заманчивое предложение своего наставника. В это время к нему поступило другое предложение о работе, которое показалось ему гораздо более заманчивым. С тех пор он был следователем общей службы безопасности.

За незаурядные способности и неприкрытый цинизм коллеги называли его Мефистофелем. Он умел оценивать людей, точнее, определять цену каждого. Взглянув на человека, он сразу определял, на что тот способен и как его можно использовать. Разговаривая с человеком, он в основном слушал, а собеседник в его присутствии делался необычайно разговорчив и говорил без умолку, иногда высказывая даже то, о чём и не собирался говорить. При этом его глаза становились совершенно непроницаемыми, а по выражению лица было невозможно определить, о чём он думает. Иногда он слушал собеседника молча, будто окаменев. Он мог сидеть так часами, не подавая признаков жизни и всем своим видом изображая скуку. И вдруг, будто рыбак, заметивший дрогнувший поплавок, ловил собеседника на неосторожно брошенном слове. Уцепившись за это слово будто за нитку, он вытягивал из подследственного всю информацию, словно распуская свитер. А иногда он абсолютно точно копировал все жесты и движения собеседника, при этом подстраиваясь под его интонацию.

Он мог быть жёстким, говорить негромко и вкрадчиво, так, что у подследственного стыла кровь в жилах. При этом каждое его слово несло скрытую угрозу, от чего подследственный в конце концов чувствовал себя прижатым со всех сторон к непроницаемой стене. А ещё он мог быть очень обаятельным, угощая подследственных кофе и печеньем на любой вкус.

Едва ли кто-то из подследственных догадывался, что Гиль является именно тем человеком, который решал судьбу каждого из них. Вариантов этих решений было всего три, в соответствии с классификацией, согласно которой он делил всех своих клиентов. К первой категории относились те, кого нужно было лишить лица. «Наша задача – лишить противника лица», – учил Индик своих подчинённых. «Противник без лица нам уже не опасен. Он никому не опасен. Когда у него нет лица, мы можем налепить на него любую маску, сделать его податливым как пластилин, или вылепить из него всё, что захочется. И тогда его можно будет легко использовать в своих целях. Главное – заставить его стыдиться самого себя. Стыд парализует сильнее любых инъекций».

В категорию тех, кого следовало лишить лица он заносил и тех, кого можно использовать в качестве простых информаторов, и тех, кого нельзя использовать, но необходимо нейтрализовать. «У каждого человека есть ахиллесова пята, – учил он своих подчинённых. – Наше искусство заключается в том, чтобы найти самое уязвимое место врага и умело использовать его», любил повторять он.

Гиль был мастером в ломке личности. Профессиональный психолог, он был виртуозом в ломке личности, и у него была целая система, лично им разработанная и тщательно оберегаемая, по уничтожению человека. Он разрабатывал, строил и совершенствовал её годами. Люди были разными. На одних достаточно было лишь хорошенько надавить – и они ломались. Одни ломались просто от страха, другие – боясь потерять то, что имели. С так называемыми маньяками было гораздо сложнее. Это были фанатики, убеждённые в своей правоте. Если у них была «ахиллесова пята» в виде комплексов или тайных пристрастий, их можно было в конце концов хотя бы остановить. Но хуже всего приходилось с настоящими маньяками, у которых не существовало болевых точек и слабых мест. Всю свою жизнь без остатка они посвящали идее, и таким образом становились совершенно не чувствительны к боли. Раньше их было не так уж и много, но со временем становилось всё больше и больше. Они верили лишь во Всевышнего, слушали лишь его голос и читали лишь написанную им Книгу. Пытаться проникнуть в их душу было бесполезно. Он чётко это знал, и потому эта категория маньяков подлежала уничтожению. Вербовать их не имело смысла. К другой категории маньяков он относил людей непредсказуемых. С ними можно было договориться, но при этом их никогда нельзя было просчитать. В этом отношении религиозных и идейных фанатиков просчитать можно было гораздо проще. Можно было, по крайней мере, с уверенностью сказать, что они могут сделать, а чего не сделают никогда. Ну и, наконец, те, кого можно было использовать в качестве секретных агентов. Ими, как правило, становились люди, преследовавшие личную выгоду. Для таких не существовало другого бога, кроме собственной выгоды, и завербовать их не стоило труда.

Однако не каждый мог стать секретным сотрудником. Гиль был привередлив, отбирая в штат лишь подследственных с достаточно высоким IQ. Подготовка секретного агента требовала колоссальных затрат и усилий. В случае успеха под такого человека нередко разрабатывались масштабные и дорогостоящие операции по продвижению агента на ключевые посты в организации противника. Поэтому Гиль и подходил к отбору таких сотрудников с особой тщательностью и практически никогда не ошибался. В его практике был всего один случай, когда он «прокололся», да и тот не слишком значительный. Девице, которую он прижал сделанными с помощью фотомонтажа порносценами с ее якобы участием, он пригрозил, что в случае отказа поставлять информацию, эти снимки будут получены её родственниками в деревне. Девица согласилась, а вернувшись домой, повесилась. Крупных же проколов у него не было потому, что, как он сам считал, подходил к своей работе творчески и того же требовал от своих подчинённых.