Павел Кочегин - Человек-огонь

Аверьян и Антип подбежали к Деду Морозу и помогли ему опустить мешок на пол.

Дед Мороз, не спеша, начал выкладывать на стол яблоки. Всем показалось, что в вагоне стало светлее.

Пирамида из красных яблок росла на столе.

— Откуда такое? — не удержался Диктович.

Николай Дмитриевич пояснил: — Есть в городе Козлове один дед-кудесник, Иван Владимирович Мичурин. Он мой хороший друг и послал с Дедом Морозом вам этот гостинец. Так, Дед Мороз?

— Истинно так, истинно, хороший человек, — забалагурил Дед Мороз. — Далеко шел, ребятки, вот и припоздал.

Как что-то хрупкое, бережно брали ребята впервые в жизни диковинные яблоки. Они разглядывали их, нюхали, прикладывали к губам, но надкусить не решались.

— Да кусайте вы их, ешьте, — весело проговорил Диктович.

Ребятишки сначала с опаской надкусывали, а потом аппетитно захрустели яблоками.

После ужина все пели веселые и смешные песни.

В вагон вошел работник штаба в сопровождении двух гражданских: женщины и мужчины.

— Ну вот, ребята, вам пора спать. Сейчас вы поедете в детский дом. Вы знаете, что такое детский дом? — спросил Томин.

— Знаем! Нет! — разноголосо ответили дети.

— В детском доме вас оденут, будут кормить, у вас будут игрушки, а когда чуточку подрастете — в школу пойдете. А вот Вася завтра же начнет учиться, — объяснил Николай Дмитриевич.

— На командира? — хором протянули ребята.

— Ну, если желаете, то и на командира можно, — с улыбкой ответил Томин, погладив головенку самого маленького.

Ребят увезли. В комнате наступила тишина. Каждый был погружен в свои думы.

…Тяжело пыхтя и буксуя на рельсах, старый паровозишко наконец-то тронул с места, полк отправился в дальний путь.

Купе Томина увешано топографическими картами. Николай Дмитриевич, нахмурив лоб, внимательно изучает местность будущего театра военных действий.

В соседнем купе находятся ординарцы.

…Аверьян Гибин чистит пистолет. Смоляной чуб его развалился, прикрыл глаза. Прикусив нижнюю губу, Аверьян усердно протирает мягкой тряпочкой каждую часть. Рядом с ним сидит Антип Баранов. Он еще не успел отрастить «ординарского чуба», подстрижен под машинку. Погладив никелированный ствол, Антип жадными глазами осматривает пистолет со всех сторон.

— Аверя, где ты такое чудо добыл? — наконец, не выдержав, спросил он.

— Николай Дмитриевич наградил, — ответил Аверьян.

— За что?

— А тебя часами за что?

— Меня-то? За танк.

— А меня-то за знамя.

Аверьян собрал пистолет. Антип повертел его в руке и так и этак, прицелился.

— Жалко, небось, ему было расставаться с этаким чудом?

— Николай Дмитричу? Жалко? — вспылил Аверьян, и одним взмахом руки закинул чуб назад. — Ты еще не знаешь своего командира, да он не то что пистолет, жизни не пожалеет за подчиненного.

И уже более спокойно продолжал:

— Ты, Антип, без году неделя в ординарцах у Николая Дмитрича, а я всю гражданскую. Так вот знай, что это за человек. Да Николай Дмитриевич умирать с голоду будет, а свой паек не пожалеет для бойца. Вот какой наш командир!

В другом купе лежит Виктор Русяев, с наслаждением ест мичуринское яблоко. Он приболел.

Рядом сидит Николай Власов и рассказывает о делах минувших.

Виктор Сергеевич в свою очередь делится впечатлениями о сражении за Перекоп, где он работал помощником военкома пятьдесят первой дивизии Блюхера.

— Вы что не спите, шатия? — присаживаясь на край полки, спрашивает Томин.

— Вспоминаем, — ответил Виктор.

— Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, — в тон ему продолжил Власов.

— А я сейчас думал, и знаете о чем? Вот закончим поход, наступит мирная жизнь. Снимем мы свои доспехи. Виктор пойдет директором завода, я его помощником по хозяйству. Нет, отставить это! Виктор — директор стройки, я его помощник по снабжению. Заводище отгрохаем, что ни одному буржую и во сне такой не снился.

— Вот и пойми вас, — перебил Власов. — После встречи с Мичуриным Зауралье садами собирались разукрасить. А теперь…

— Говорил, Коля, говорил. От своих слов не откажусь. Эх, Витюша, с каким человеком мне посчастливилось встретиться… Кудесник, настоящий кудесник. И правда, пойду я по его дорожке, ну, а ты, закоренелый строитель, тебе и чертежи в руки.

— Строить города — моя мечта! А Коля куда?

— Военным останусь. Кому-то надо охранять ваши стройки и сады.

Вошли ординарцы. Беседа еще более оживилась.

Поезд замедлил ход и остановился.

Накинув на плечи шинель, Томин спрыгнул с подножки в темноту и тут столкнулся с военкомом.

— Комиссар! Как там настроение у бойцов?

— Настроение хорошее, да вот дорога…

— Дорога — мутище… То вспомогательный врезался в хвост, то снег, а теперь вот еще какая-то холера…

Паровоз стоит, словно умирающий гигант. Кочегар возится у потухающей топки, машинист закручивает «козью ножку».

— В чем дело?

— Не видишь? Дрова кончились, — пробурчал машинист.

— А если б мы до утра не пришли, вы бы так и стояли? — спросил военком.

— До утра нельзя, разморозить котел можно. Покурил и пошел бы вас будить.

Через несколько минут тишину тайги взбудоражил звон пил, стук топоров и громкие голоса.

Скинув шинель, утопая по пояс в глубоком снегу, Томин подошел к стройной ели, уходящей вершиной к звездам, провел ладонью по ее шершавому стволу. В другие времена пошла бы на корабельную мачту, а теперь в топке будешь пылать.

Аверьян Гибин и Антип Баранов начали пилить. Пила звенела будто шла по стали. Вот ель-великан закачалась и со стоном рухнула, вздымая снежную бурю.

Все принялись обрубать сучья.

Почти десять суток тащился первый эшелон с войсками Забайкальской группы до станции Бира Амурской железной дороги.

Станция словно вымерла. Только желтоватый глазок фонаря да заспанный дежурный в красной фуражке встретили ранним январским утром Троицко-Савский полк.

— Пойдем, доложим начальству, чем оно нас порадует, — проговорил Томин, обращаясь к Диктовичу.

От мороза лопается земля, скрипит снег под ногами, захватывает дыхание. Было уже восемь часов утра, а в штабе фронта — хоть шаром покати.

— Что за порядки? — возмутился Томин.

Через несколько минут в штаб прибыл командующий фронтом Серышев. По своему характеру оптимист, он радостно встретил Томина, сразу же заговорил о деле. Командующий приказал с хода ввести полк в бой, штаб Забайкальской группы войск разместить на станции Бира, мотивируя это хорошей связью с Читой и оперативностью управления штабом фронта.

Томин досадливо поморщился и перебил:

— За 120 верст от места боев руководили войсками в былые времена. Теперь у нас другая армия и другие командиры. Штаб будет на станции Ин. Это первое мое условие. Второе, до подхода всех частей, до приведения их в боевую готовность, разговора о наступлении не может и быть. Нельзя размениваться на мелочи и погубить все войско, бросая его по частям на бессмысленное истребление.