Владимир Миронов - Первая мировая война. Борьба миров

С марта 1910-го по март 1911 г. он являлся председателем III Государственной думы, крайне, резко критиковал деятельность Военного министерства и Министерства внутренних дел, Синода, великих князей, Распутина. Но и его высказывания в отношении своей же партии «Союза 17 октября» лестными не назовешь: «Девять десятых ее — сволочь, ничего общего с целью Союза не имеющая».

В годы Первой мировой войны Гучков занялся организацией госпиталей, снабжением медикаментами, оборудованием, помощью армии (в роли уполномоченного Российского общества Красного Креста). Он являлся членом Особого совещания по обороне государства, создателем и председателем Центрального военно-промышленного комитета. Именно Первая мировая война и убедила его в необходимости смены власти в России. Он говорил об этом 25 октября 1915 г. на заседании президиума Прогрессивного блока, объединившего многих деятелей Государственной думы и Государственного совета в оппозиции к власти. «Режим фаворитов, кудесников, шутов», — так называл он правящие круги России в 1915 г.

В августе 1916 г. Гучков в беседе с генералом М. Алексеевым оценил самодержавие как «слабую, дрянную, слякотную власть». Однако войдя в правительство, нанес армии удар, которого не смогли нанести даже японцы и немцы, вместе взятые. П. Н. Врангель отмечал: «Первые шаги Александра Ивановича Гучкова в роли военного министра ознаменовались массовой сменой старших начальников — одним взмахом пера были вычеркнуты из списков армии 143 старших начальника, взамен которых назначены новые, не считаясь со старшинством. Мера эта была глубоко ошибочна. Правда, среди уволенных было много людей недостойных и малоспособных, сплошь и рядом державшихся лишь от того, что имели где-то руку, но тем не менее смена такого огромного количества начальников отдельных частей и высших войсковых соединений одновременно и замена их людьми, чуждыми этим частям, да еще в столь ответственное время, не могли не отразиться на внутреннем порядке и боеспособности армии».

Напряжение в стране все нарастало. В январе 1917 г. вступило в силу постановление о хлебной продразверстке и в столице встал «хлебный вопрос». Цены на хлеб стали расти, кое-где возникли очереди, некоторые стали выпекать белый хлеб в домашних условиях. И хотя, по свидетельству Г. Каткова, 12-дневный запас муки для булочных столиц «не падал ниже средней нормы», по городу ползли панические слухи. В результате хлеб в булочных исчез, напрасно газеты убеждали людей не поддаваться панике. Хлебные «хвосты» росли… Как верховная власть, так и оппозиционные политики не придали этому никакого значения. Керенский утверждал, что разум толпы просто затемнен «желанием погрызть корку черного хлеба». Императрица презрительно брюзжала: «Это — хулиганское движение; мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба. Если бы погода была еще холоднее, они все, вероятно, сидели бы по домам». И ушла на могилу Распутина, повторяя, словно заклинание: «Все будет хорошо, солнце светит так ярко». Следствием плодящихся слухов и бездействия власти стала крайне нервозная политическая атмосфера. Ее подогревали и «телефонные страсти».

Компрадорская буржуазия уже в силу своей природы склонна к предательству. И лучший тому пример Россия. Русская буржуазия решила, что война — самое удобное время для захвата власти в стране. В начале «Великой войны», как она любила выспренно заявлять, буржуа приступили к организации династического переворота в России. Конечно, никто из этих господ и не помышлял о прекращении войны, тем более не предлагал осуществить кардинальные социально-экономические реформы в стране. Решили идти по накатанной дорожке, как давно заведено было в России. Правда, вначале попытки Гучкова, Милюкова, их сторонников привлечь кого-то из высших офицеров к планам отстранения Николая II от государственных дел успехом не увенчались: большинство генералов, даже сочувствующих идее переворота, в тогдашних условиях наотрез отказались от участия в заговоре. Хотя известно, что осенью 1916 г. определенные круги уже составили и план — «выкрасть царя из Ставки, перевезти в Москву и заставить присягнуть конституции». Впоследствии Гучков скажет, что русское общество в лице руководящих кругов в тот момент еще недостаточно полно сознавало «необходимость этого переворота» и предоставило возможность «слепым стихийным силам… выполнить эту болезненную операцию» — свержение самодержавия. Признания ключевого деятеля Временного правительства ясно указывают на то, кто на самом деле был главным инициатором и фактическим руководителем антимонархического переворота, т. е. смены власти.

Трудно дать название тому, что именно произошло в России в феврале 1917 г. некоторые хотят представить события, свалившие некогда могучую империю, чуть ли не как цепь случайностей. Историк В. Булдаков в книге «Красная смута», где дана «несколько гиперболизированная картина катастрофического прошлого», уверял нас, что беды начались «со случайности»: монархию свалили снежные заносы, поставившие под угрозу продовольственное снабжение столицы, слухи, что власть не может накормить народ, действия агитаторов. В. Шамбаров в книге «Белогвардейщина» уверяет, что: «Февраль, в отличие от Октября, был стихийным явлением. Как в грозовой туче: накопилась разность потенциалов — и грянуло». А. Боханов характеризует события весны 1917 г. как «безрассудный порыв». Сам Николай II причины революции, корень всех зол увидел в действиях смутьянов: «Всюду происходит та же самая история — два-три скверных коновода мутят и ведут за собою всех остальных».

Как же на самом деле развивались события? 23 февраля Николай II приехал из Петрограда в Ставку. В тот же день в столице начались массовые волнения, переросшие в общую стачку. Шли массовые митинги, на которых доминировал один лозунг: «Долой самодержавие!» Хотя митинги и не затронули всей России, но массовое недовольство разрасталось, как снежный ком… Все сплелось в один тугой узел: поражения армии, алкоголик-император, Распутин, царица, вертящая царем как ей вздумается (царь подписывал письма к ней словами: «Твой слабый, безвольный муженек»), голод и бездарные министры — все это, вместе взятое, приближало революцию (переворот). К тому же в руках у миллионов оказались винтовки. Забастовали путиловцы… Улицы Петрограда полны женщин с лозунгами: «Верните мужей из окопов! Долой войну! Долой царя!» Февральская революция родилась из клича масс: «Хлеба!» и «Долой войну!»

Очень сложным было положение в войсках. Официальные сводки штабов и армий свидетельствовали об изменении отношения солдат к войне, о падении дисциплины. Стремление к миру, скорейшему окончанию войны становится главным в настроениях армии. Начальник Петроградского охранного отделения в одном из своих донесений в Департамент полиции в 1916 г. отмечал, что «Петроградский гарнизон не верит в успех русского оружия и находит, что продолжение войны бесполезно». На призывы защищать отечество «до победного конца» все чаще можно было услышать ответ: «Да его, Петроград-то, и так давно бы надо отдать… Там одно безобразие».