Борис Беленков - Рассвет пламенеет

На первый взгляд Червоненков был не очень ласковый генерал, некоторые считали его не совсем удобным начальником для спокойной штабной работы, хотя он никого особенно и не отпугивал, а наоборот, умел располагать к себе людей. И прежде всего тем, что всегда оставался верен сказанному им слову. Подчиненных по службе офицеров выслушивал терпеливо, зато потом стоило ему сказать свое слово, все в штабе знали: это решение окончательное. Накануне большого наступления между ним и Наташей произошел следующий разговор.

— Папа, ты совсем позабыл, что у тебя есть дочь! — войдя к нему в кабинет, сказала она.

— Как так?! — строго спросил генерал, разогнув спину, и недоуменно приподнял одну бровь на похудевшем лице.

— Почему ты перестал являться домой? Я могу… могу умереть от тоски!

— Ты, кроме шуток, очень похудела, девочка, — заметил генерал, глядя на дочь, кивая головой и усмехаясь, причем Наташе не совсем было понятно, кому он кивает и почему усмехается, — его взор так и скашивался к оставленной на столе разрисованной пунктирами карте.

— Неужели ты не можешь заехать домой пообедать, поспать немножко?.. Ну, так же невозможно!..

— Замечание совершенно справедливое, Наталка, — тихо, как бы про себя, сказал генерал. — Не подумай, девочка, что я в самом деле не испытываю стыда от твоих справедливых упреков.

Его воспаленные от бессонницы глаза тепло смотрели на дочь. Наташа сердилась, подступала к нему, насупившись.

— Знаю, что ты занят большим делом, это я хорошо знаю и не могу требовать от тебя, чтобы ты являлся домой, когда мне этого захочется и на сколько захочется. Но я также не могу и молчать!.. Ведь заболеешь, папочка!

— Заболеть никак не имею права, — возразил Максим Михайлович и, обняв Наташу, тихонько повел ее к дивану. — Посидим немножко рядком! Значит, ты соскучилась?

— А как ты думаешь?

Он, не отвечая, взял ее теплые руки в свои большие ладони. Она успокоилась. Сидела молча некоторое время, глядя на него, как на что-то загадочное, не совсем понятное ей.

— Я верю, мы обязательно разобьем Клейста! — сказала она.

— Да, — убежденно сказал генерал. — Наш народ негодует и ненавидит оккупантов. Они оскорбили само достоинство человека. И советский солдат прекрасно понимает, какая на нем лежит огромная ответственность перед Родиной за ее великое будущее, за ее спасение от варваров! Он будет драться насмерть — да!.. Я побывал не в одном окопе, в блиндаже, в траншее; побывал не в одном большом и маленьком штабе; я знаю своих людей. Народ у нас высокопатриотичный: он будет драться насмерть во имя жизни! Благо — у нас теперь есть чем драться!.. Не те мы теперь, какими в августе были!

— Как жаль, что я не мужчина, — вздохнула девушка. — Я бы тоже… Я отомстила б гитлеровцам за маму!

Генерал грустно взглянул на девушку из-под своих густых седоватых бровей, затем отвернулся и словно мимоходом обронил:

— Надо было бы заниматься тебе в институте, Наташа.

— Зачем ты так говоришь, папа? Ведь мое присутствие около тебя необходимо! Помнишь, как в последнем письме мне писала мама: «Наташа, возможно, тебе придется подумать о том, чтобы позаботиться об отце. Береги его, девочка». Я это письмо знаю наизусть. И не пойми меня так, что я беспокоюсь за твое здоровье только потому, что люблю тебя!.. Нет, я немножко представляю, как заботой о командующем я могу помочь Родине. Когда ты хорошо покушаешь, хорошо отдохнешь, ведь ты тогда будешь яснее и дальше видеть, как нужно побить Клейста. Ведь верно, папа?

— Верно, девочка! — сказал он, глядя на нее и думая: «Да. Она у меня не из робких, а такой казалась меленькой и застенчивой».

— Ты мне очень помогаешь, — продолжал он. — Но ты не забывай того, что сама сказала, — у меня большое дело, большая ответственность, и это важнее и здоровья, и всего на свете…

— Папочка, почему ты никогда не рассказываешь мне: что делает командующий?

— Командующий, дочурка? А вот… Час за часом, день за днем, вооружившись циркулем и линейкой, карандашами, решаю характер предстоящего боя. И командиров надо расставить умело. Одни хороши в обороне: займут ее, точно каменная гора — не сдвинешь. Ударит по ней противник, искры полетят, а люди — ни с места!.. А другие лучше в наступлении. Мысленным взором они проникают в тыл врага, быстро схватывают любое изменение в обстановке, а такое умение совершенно необходимо командиру при стремительном броске вперед… Так что надо каждому наметить его роль в предстоящей схватке. — Он помолчал… — Затем продумывать приходится, например, такие вопросы — стоил ли везде лезть с одинаковой настойчивостью в лоб или все сделать так, чтобы противник без этого побежал. А мы ему по пяткам да по бокам с флангов ка-ак дадим!.. Он те боеприпасы, которые мог выпустить по нашим людям, и бросит, лишь бы легче было бежать ему. А дальше, доченька, наша задача уже не только в том, чтобы выбить немцев из обороны. Нужно еще и развить наступление — гнать их и гнать с Кавказа! Вот и планируем, какие соединения пойдут сначала, какие придут им на помощь, где нужно сосредоточить танки, куда подтянуть артиллерию, реактивные минометы. Все это командующий со своим штабом предусматривает за много дней до того дня и часа, когда начнется бой. Хорошо продуманный и спланированный оперативный план спасает сотни и тысячи жизней советским людям, доченька.

Наташа внимательно выслушала отца. Затем лукавая улыбка пробежала по ее лицу, шевельнула уголки полных губ, осветила большие, темные, как у отца, слегка дерзкие глаза.

Максим Михайлович взглянул на дочь, и тень досады скользнула по его лицу. «Опять что-нибудь выдумывает!» — подумал он и не ошибся. Девушка подвинулась к нему поближе и обе свои ладони сунула ему под руку повыше локтя.

— Папочка, а ты не скажешь мне, когда запланирован бой?

— Что за несерьезный вопрос? — рассердился генерал.

— Ну не злись! — попросила она. — Я хочу договориться: возьми меня с собой, когда ты поедешь к месту боя.

Генерал резко поднялся и прошелся по кабинету.

— Так договорились, а? — не отступала Наташа, думая про себя: «А, ты находишь мою просьбу неприличной, — ну что ж, а я все равно добьюсь — возьмешь! Я же знаю, что ты не откажешь мне!».

— Бой — это дело завтрашнего дня, — как-нибудь позже поговорим об этом, — наконец сдержанно сказал генерал. Он умолчал о том, что приказ о наступлении войскам уже отдан.

В частях и подразделениях только ждали установленного часа, — когда запламенеет рассвет.

Придя на командный пункт, Магура застала Симонова в странно приподнятом настроении. Она не хотела просить его — поберегись, Андрей, — но в то же время ей трудно было совладать с собой. И когда их взгляды скрещивались, глаза ее глядели на него прямо и вопросительно, но затем веки ее слегка щурились, взор тускнел.