Борис Беленков - Рассвет пламенеет

— В Грозном не бывали, как там после бомбежки? — спросил Рождественский.

— Нет, не приходилось, на земле я — редкий гость, — сказал летчик. — А скоро ли наша пехота поднимется во весь рост?

— Не за горами такое время.

— Верю, да хочется знать, когда это будет, наконец?

— Нам хочется того же, но знает об этом только командующий. Назреет пора — прикажет — встанем.

Вскоре прилетел У-2. В воздухе до Грозного пробыли минут сорок. Летчик сбавил обороты, мотор стал рокотать мягче, и самолет коснулся земли. Рождественский рассчитывал сразу же отправиться к командующему, но встречавший его офицер сообщил, что генерал внезапно выехал и ему, капитану Рождественскому, придется подождать до завтра.

Но и на следующий день в штабе группы дежурный офицер сказал Рождественскому, что командующий все еще не вернулся с фронта.

— Я доложу о вашем прибытии, — заявил он и удалился.

Рождественский следил за ним взглядом — офицер приоткрыл одну из дверей, что-то сказал и сейчас же вернулся.

— Вас ожидает полковник Сафронов, прошу! Четвертая дверь налево.

С первой минуты, когда Рождественский вошел в это здание, ему показалось странным и удивительным царившее здесь спокойствие. И тихий шелест карт, и ровный говор штабных, — все было здесь так непохоже на жизнь переднего края. В дверях показалась плотная, немного угловатая, рослая фигура полковника Сафронова.

— Капитан Рождественский? — баском, с надсадинкой в голосе спросил он.

— Так точно! — четко ответил Рождественский.

— Входите, — сказал Сафронов и возвратился к генералу, рассматривавшему карту у письменного стола. — Прибыл разведчик, Алексей Гордеевич…

Медленно разгибая спину, прищурясь, генерал поглядел Рождественскому в лицо.

— Я с удовольствием послушаю вас, капитан, — звонким тенором сказал генерал. — Воспользуюсь случаем, так сказать. Хотя я не очень-то верю в романтические тайны, но и меня заинтересовало ваше открытие. Все, что делается у противника в районе Ищерской, пусть изучает ваш Мамынов. Но, дорогой мой, расскажите-ка поподробней, что творится в глубоких песках?

Сафронов указал на карту.

— Начнем с дислокации войск Фельми, товарищ гвардии капитан, — предложил он.

— Слушаюсь, — проговорил Рождественский, неожиданно растерявшись. — «О дислокации!.. Разве я ее знаю полностью?» — подумал он, чувствуя пристальный взгляд голубых маленьких глаз кавалерийского генерала.

— Вам нечего смущаться, капитан, — одобряюще заметил генерал. — Мы понимаем, начальник штаба корпуса Фельми, подполковник Рикс Майер, не мог наделить вас картой. Доложите о том, что видели…

— Корпус генерала Фельми — маневренное, совершенно самостоятельное соединение со всеми родами войск, — начал Рождественский. — По тем данным, которыми мы располагаем, в состав корпуса входят следующие воинские части…

Обойдя стол, Сафронов присел и быстро взял лист бумаги, исписанный и исчерканный красным карандашом.

— Каждый гренадерский стрелковый батальон, — говорил Рождественский, — по своему численному составу и по вооружению более похож на стрелковый полк.

Сафронов торопливо наносил на страницы письменного доклада пометки красным карандашом. Отойдя в сторону и прислонясь плечом к оконному косяку, генерал как будто не обнаруживал особого любопытства. Однако Рождественский уловил быстрый, сосредоточенный его взгляд.

Продолжая доклад, стараясь не пропустить ни одной детали, вплоть до познавательных знаков на рукавах солдат, Рождественский все время поглядывал то на полковника, то на генерала.

— Этот корпус призван послужить лишь ударной группой прорыва в Иран, — продолжал он. — Рассчитывая разгромить советские войска на Кавказе, фон Клейст уже начал формировать армию для похода в Аравию и Индию.

— Вон как! — проговорил полковник. — Алексей Гордеевич, слышите, куда они метят?

— Веселые замыслы, — отозвался генерал, продолжая стоять у окна. Только подумать: не ближе, не дальше — в Индию. И через Советский Кавказ! — Резким движением он оторвался от косяка, прошагал к двери и обратно, блестя голенищами начищенных сапог, звеня шпорами. — Я полагаю, что Фельми уже отказался от Бакинского направления.

— Возможно, поскольку Клейст массирует войска к прорыву нашей обороны в районе Эльхотова, — согласился Сафронов. — Вполне возможно, — повторил он.

— А в районе Орджоникидзе Военно-Грузинская магистраль. Вот Фельми и начнет прорываться к этой дороге.

Полковник сообщил тихо:

— Получен приказ Верховного Главнокомандующего, Алексей Гордеевич…

— Я знаю о нем. Командующий ознакомил меня с поставленной задачей.

Генерал щелкнул портсигаром, закурил. Сосредоточенно посмотрел на карту.

— В главной нашей ставке поразительно угадали наши замыслы и обобщили их в этом приказе… Нам нужно проникнуть в глубину песков, чтобы нависнуть над левым флангом моздокской группировки Клейста.

— Главная идея состоит в том, — сказал полковник, — чтобы не позволить Клейсту снять несколько дивизий с левого фланга и перебросить их в Кабарду. Фон Клейст сейчас очень нуждается в усилении группы прорыва в Северную Осетию. Нельзя давать свободно маневрировать корпусу Гельмута Фельми!

— Да, именно — Фельми! — порывисто сказал генерал. Если этот «африканский» корпус и оставит район теперешнего его сосредоточения — казаки должны наступить ему на пятки, чтобы связать его дальнейшее движение.

— Кубанцы уже на марше в песках, — заметил Сафронов.

— Полагаю, донцы не отстанут, — прищурясь, усмехнулся генерал. Донские кони не хуже кубанских, полковник. Только бы команда им была — догонят они дивизии Кириченко.

Вернувшись с фронта, командующий Северной группой войск генерал-лейтенант Червоненков в своем кабинете беседовал с членов Верховного Совета дивизионным комиссаром Русских.

— Фон Клейст отлично понимает, — говорил Червоненков, откинувшись широкими плечами к спинке кресла, что шумиха, поднятая вокруг безуспешных попыток прорваться к Грозному, подрывает его авторитет. А ведь еще недавно многие в высших гитлеровских военных кругах поддерживали его, как теоретика танковых блицкригов.

— Конечно, — подумав, согласился Русских. — Клейст не страдает душевной глухотой. Он не может не слышать нарастающего ропота и не испытывать раздражения. Человек он с повышенной эмоциональностью.

— Может ли Клейст допустить, — продолжал командующий, — чтобы неудовольствие его неудачами разрасталось? Нет, не может. Он побоится, как бы не отпугнуть своих поклонников. Из страха за свою судьбу он дойдет до «бесстрашия». Тут-то и проявится его лихость.