Василий Изгаршев - Побратимы

Дня два потом Карпухина иначе как «пожарником» никто во взводе не величал, А он и не обижался.

За все время службы ни я, ни Генка ни разу не побывали дома. Другие солдаты, пока мы жили на зимних квартирах, по субботам и воскресеньям ходили в город, в увольнение. Но на меня и на Карпухина эта самая высокая привилегия солдатской службы по причинам, вполне понятным нам обоим, не распространялась.

Было обидно, конечно. Жить от дома в двадцати минутах езды на трамвае и ни разу не побывать у родных, согласитесь, не сахар. И только, когда вышли в учебный центр, обида улеглась. Тут все оказались на одинаковом положении: увольнений не полагалось никому. Офицеры и те не каждый выходной ездили к семьям.

По воскресеньям на спортплощадках, на местном стадионе сразу же после завтрака начиналась, как говорил Генка, солдатская «коррида». Организовывались всевозможные спортивные состязания. Перетягивание каната сменялось бегом в мешках, двухпудовая гиря уступала место гранате. Кто больше выжмет? Кто дальше бросит? Кто выше прыгнет? Кто быстрее доскачет до финишной черты на одной ноге? А болельщиков, болельщиков! Как в Лужниках!

Нынче для нашей роты «коррида» наполнена особым смыслом. Состязания с легкой Генкиной руки окрестили турниром в честь молодого прапорщика Альхимовича. Накануне был зачитан приказ о присвоении звания прапорщиков нашим однополчанам. Фамилия Альхимовича в приказе значилась, согласно алфавиту, первой. Ух, и покачали же мы нашего старшину!

Как всегда, спортивные состязания начались под улюлюканье болельщиков. Наша рота от других в этом деле тоже не отстает. Горластая!

Вот тот солдат с прической «под Котовского», плясун из третьего взвода, только что в составе взводной команды получил флакон тройного одеколона в качестве приза за победу в совершенно уморительной комической эстафете — на последнем этапе парень быстрее всех проскакал на четвереньках, а теперь подбадривает своих городошников.

— Шайбу, шайбу! — выкрикивает плясун. И ему вторит весь третий взвод.

Мы с Генкой вместе с товарищами по взводу заняты во многих номерах турнира. И канат тянули, и взбирались по шесту, и с двумя снарядными ящиками в руках, наполненными песком, переходили по бревну через довольно глубокую канаву. Приз мы тоже заработали. Прапорщик Альхимович после обеда пришел к нам во взвод и поздравил с заслуженной победой в силовом многоборье. А мы, растроганные, вылили ему на форменную рубашку полфлакона заработанного приза.

— «Тройной»? — поинтересовался прапорщик.

— Ну что вы, товарищ старшина, виноват, товарищ прапорщик, — запротестовал Генка. — Чай, мы не из третьего взвода, будем мы за «Тройной» надрываться. У нас марка посолиднее: «Душистый горошек». Можете самолично убедиться.

Альхимович убеждаться не стал, поверил на слово.

— Товарищ прапорщик, — продолжал Генка, — уж очень, на мой взгляд, однобоко у нас проходят спортивные праздники. Не все виды спорта в почете у нашего спорторганизатора товарища сержанта Каменева.

— Что вы предлагаете, Карпухин? Критиковать — дело нехитрое.

— Умственных занятий мало. Почему бы не организовать блицтурнир в домино, например? Во флотского! А?

— Это «козла», что ли, забивать? Нашел умственное занятие…

— А как же, товарищ прапорщик, каждой костяшкой с умом надо стукать. Это ведь не канат тянуть, — под хохот всего взвода закончил Карпухин.

— Ох, Карпухин, Карпухин, — пробасил сквозь смех прапорщик, — беда с вами, право. Однако молодец… Вот уедете все скоро, скучно без вас станет…

— Мы уедем, другие приедут. Когда же вам скучать-то, товарищ прапорщик?

— Верно, скучать некогда… А все-таки… Привык я к вам…

— А когда мы уедем, если не секрет, товарищ прапорщик? И куда?

Альхимович ответил не сразу. Достал портсигар, пистолет-зажигалку:

— Ну, кому «гвардейских»? Угощайтесь, хлопцы.

Давали нам по пайку сигареты «махорочные», переименованные в солдатском обиходе на «гвардейские». Крепости они невероятной. Помню, Николай Антропов все никак не решался начать курить.

— Да ты попробуй, — поучал его Генка. — Сначала без затяжки, а потом привыкнешь, само пойдет.

— Ну тебя к лешему, — отказывался Николай. — От такой сигареты лошадь сдохнет.

— А какой мерзавец лошадям сигареты дает? — возмущался Карпухин. — Ты, Антропов, на чистую воду его, классового вредителя, за ушко, как говорится, да на солнышко. А то всех лошадей такой поморит. И знаешь, к чему это приведет?

— К чему? — полюбопытствовал Антропов.

— К всеобщему застою прогресса и культуры. Ни одного исторического фильма нельзя будет посмотреть. Как его без лошадей снимешь? Гусар, уланов, красных дьяволят на велосипед не посадишь…

Конечно, Генкина беседа тут ни при чем, но Антропов начал курить наравне со всеми. Я тоже до службы не курил. А тут пристрастился. Да и как не пристраститься, если самый обыкновенный перерыв именуют перекуром. А еще такое бывает: объявят этот самый перекур, а тут куда-то сбегать надо, что-то принести. Кого посылают? Некурящего. Раз сбегаешь, другой принесешь, а потом волей-неволей курить станешь. Как все, так и я не обсевок в поле.

… К портсигару прапорщика Альхимовича потянулись со всех сторон солдатские руки. Понятно, у каждого свои имеются. Но тут случай особый: сам ротный старшина угощает.

— Спрашиваете, когда отъезд ваш намечается и куда? — повторил Генкины вопросы Альхимович, пряча в карман опустошенный в один миг портсигар. — Секретов тут нету. Скоро отъезд. Срока точного не знаю. Однако скоро. А куда — этого, сами понимаете, и ротный не знает. И комбат, думаю, не знает. Может, как говорилось с первого дня, в Группу войск. А может, и еще куда. Словом, эти вопросы Генеральный штаб решит.

Вот ведь, Генка, какие мы с тобой, оказывается, шишки на ровном месте. Разумеешь? Сам Генеральный штаб решает, куда направить Климова да Карпухина.

— Что же мы сидим-то? — спохватился прапорщик. — Футбол скоро начнется.

И мы наперегонки, как в детстве, мчимся на стадион, чтобы успеть занять места поближе к центру поля. Но куда там! «Прокурили» все самые лучшие места. Пришлось идти на другую сторону, рассаживаться против солнца.

Едва мы устроились, как кто-то сзади цепко обхватил мою голову руками. Я вскочил на ноги.

— Боже мой, Цезарь… Привет, дружище! Какими судьбами?

— Так нынче наши футболисты с вашими играют. Я с командой и пристроился. Специально тебя и Генку повидать хотел. Как у вас дела-то?

— Как сажа бела, — ответил за меня Генка. — По выговору с занесением влепили обоим. И в город ни разу не пустили…

— Н-ну? — удивился Кравчук. — А у меня как будто все в ажуре. В политехнический поступаю.