Бернард Корнуэлл - Боевое Знамя

Но сейчас Легион в это не верил. Их чувство товарищества было превращено в осколки рейдом Гэллоуэя и исчезновением Вашингтона Фалконера. Основная часть Легиона знала Фалконера с детства, он был главным в их мирной жизни, как и в военной, и несмотря на все его ошибки, к нему всё равно относились по-доброму. Фалконер был хорошим начальником, потому что хотел всем нравиться, и его исчезновение вселило в ряды Легиона беспокойство. Они также испытывали стыд, потому что полк был единственным, марширующим без знамен. Над всеми подразделениями развевались флаги, но у Легиона, в дополнение к его позору, не было знамен.

Поэтому во время марша Старбак провел некоторое время в каждой роте. Он не навязывался им, сначала приказывая сомкнуть ряды и двигаться быстрее, но потом просто шел рядом, выдерживая смущенные или недружелюбные взгляды, говорящие ему, что солдаты считают его слишком молодым для командующего.

Он знал, что эти взгляды не означают, что он не пользуется популярностью, потому что весной, когда в Легионе состоялись выборы полевых офицеров, почти две трети солдат вписали имя Старбака в свои бюллетени, несмотря на возражения Вашингтона Фалконера, но это их дерзкое поведение весной не означало, что они желали заполучить юного мятежного северянина в качестве командующего. Только не в двадцать два и не за счет человека из их собственного виргинского общества. И потому Старбак шел рядом с ними и ждал, пока кто-нибудь не задаст первый вопрос.

Разговор, который состоялся у него в седьмой роте, был вполне типичным.

- Куда мы направляемся? - хотел знать только что произведенный в сержанты Билли Саттон.

- Это знает только Старина Джек, а он не говорит.

- Мы увидим снова генерала Фалконера? - этот вопрос исходил от человека, который когда-то работал на земле Вашингтона Фалконера и, без сомнений, желал знать, останется ли у него эта работа после окончания войны.

- Полагаю, что да, - ответил Старбак. - Он ушел на повышение. Нельзя же понизить человека вроде генерала Фалконера, сам понимаешь.

- Так куда он уехал? - вопрос был задан враждебным тоном.

- В Ричмонд.

Настала тишина, в которой раздавался лишь топот башмаков по дороге, звон прикладов о фляги и хриплое людское дыхание. Поднимающаяся с дороги пыль окрасила кусты в красновато-серый цвет.

- Говорят, что Старина Джек дал Фалконеру от ворот поворот, - вставил сержант Берриган. - Вы об этом слыхали, майор?

Старбак отметил упоминание своего нового звания и посчитал Берригана сторонником. Он покачал головой:

- Я слышал лишь, что Старина Джек просто решил, что генерал Фалконер принесет больше пользы в Ричмонде. Фалконер никогда не получал удовольствия от всех этих маршей и ночевок в походных условиях, и ты это знаешь. Он не был для такого воспитан и никогда не имел к этому наклонностей, и Старина Джек с ним согласился.

Это был довольно умный и близкий к истине ответ, намекающий на то, что Фалконер был не слишком стойким человеком. Основная часть Легиона не хотела верить, что их генерала уволили, потому что это бросило бы тень и на них, так что они с готовностью приняли более приятную версию Старбака относительно внезапного исчезновения Фалконера.

- А что насчет полковника Бёрда? - спросил один из солдат.

- Дятел скоро вернется, - заверил его Старбак. - И получит свою должность обратно.

- А капитан Мерфи? - спросил другой.

- Я слышал, что он идет на поправку. Он тоже вернется.

Рота побрела дальше.

- И мы по-прежнему Легион Фалконера? - спросил капрал.

- Полагаю, что да, - согласился Старбак. - Большая часть людей оттуда, - этот ответ был уверткой, потому что в свое время Старбак намеревался сменить название полка, как Свинерд планировал сменить название бригады.

- Тони Мерфи произведут в майоры? Как вас? - этот грубоватый вопрос донесся от высокого и хмурого Абрама Трента, намеренно придавшего своему тону враждебность. Вопрос Трента предполагал, что Старбак слишком быстро получил повышение и в обход выходцев из округа Фалконер.

Старбак ответил со всей прямотой:

- Это не мое решение, Трент, но если ты считаешь, что мне не следует быть майором, я буду рад это с тобой обсудить как только мы остановимся. С глазу на глаз.

Солдатам нравилось, когда офицер готов пустить в ход кулаки, и вызов на драку внушал им уважение к Старбаку, а нежелание кого бы то ни было принять подобный вызов только увеличивало это уважение. Старбак знал, что люди вроде Абрама Трента являлись островками сопротивления его новой и хрупкой власти, и угомонив их, он сможет подорвать это неповиновение. Он закончил разговор, рассказав седьмой роте всё, что знал о месте их назначения.

- Старина Джек не будет гонять нас как собак ради ерунды, ребята. Мы собираемся дать янки хорошего пинка, так что поберегите дыхание и продолжайте идти.

Сражение, подумал он, особенно победа в сражении, станет тем живительным эликсиром, который восстановит уверенность Легиона.

Но не все жаждали сражения. Чуть позже тем же утром, когда лишь у немногих оставалось дыхание для того, чтобы задавать вопросы, со Старбаком поравнялся капитан Мокси. Раньше он ехал верхом, но теперь вел лошадь в поводу.

- Я не могу идти дальше, - заявил он.

Старбак бросил на болезненно выглядящего Мокси недружелюбный взгляд.

- Как по мне, ты выглядишь вполне свежим, Мокс.

- Дело не во мне, Старбак, а в лошади.

Старбак передвинул ремень винтовки с того места на правом плече, где уже содрал кожу, хотя и знал, что через несколько секунд ремень все равно вернется на прежнее больное место.

- Не лошадь командует ротой, Мокс, а ты.

- Она охромела, - настаивал Мокси.

Старбак оглядел кобылу, которая и правда слегка прихрамывала на правую заднюю ногу.

- Так слезь с нее, - сказал он.

- Возможно, это всего лишь плохие подковы, - заявил Мокси, - так что если ты дашь мне пропуск, я найду кузнеца в ближайшей деревне и нагоню вас.

Старбак покачал головой.

- Не могу этого сделать, Мокс. Приказ Старины Джека. Никто не уйдет с марша.

- Это не займет много времени! - упрашивал Мокси. - Чёрт, мы же всегда так поступаем на марше, - он пытался говорить фамильярно, но тон получился обиженным. У его семьи были деньги, но, как всегда подчеркивал Дятел Бёрд, недостаточно, чтобы соответствовать претензиям, как и Мокси не обладал достаточно благородными манерами, чтобы считаться джентльменом. На его лице застыло постоянное выражение недовольства, словно он выступал против всего света, по неизвестной причине отказавшегося предоставить его семье последнюю тысячу долларов, которая избавила бы ее от забот о деньгах, в то время как сейчас Мокси, старший сын, жил в постоянной тревоге, что однажды ему придется работать, чтобы обеспечить свое существование.