Иван Папуловский - А жизнь одна...

Удобно расположенный у перекрестка дорог, на пригорке, за которым начинался лес, в упор расстреливал цепи наступавших бойцов мощный дот под броневым колпаком. Два советских танка уже пылали на подходах к нему, залегла пехота. Правее неприступного дота высились каменные постройки фольварка, опоясанные траншеей. Из подвального окна усадьбы била полковая пушка — видимо, она-то и подожгла наши танки…

Николай с согласия комбата повел взвод через лощину правее фольварка, прикрываясь горевшими танками. Бойцы нагрузились противотанковыми гранатами, ползти было тяжело, над их головами гремело и выло, но молодой лейтенант, продвигавшийся первым, уводил солдат в сторону от боя. А потом круто повернул влево, и через полчаса взвод вышел в тыл фольварка.

Появление русских во дворе усадьбы оказалось для спокойно расхаживавших там нескольких «тотальников» полной неожиданностью. Николай Иванович сносно владел немецким языком; дополняя слова жестами, он быстро выяснил, как пробраться в подвал к пушке (вернее — к пушкам, потому что их насчитали целых три). В подвальных переходах было чисто и даже уютно. Мальчишка-фольксштурмовец провел Николая и отделение советских солдат к железной двери, за которой звучали пушечные выстрелы. Но дверь сама вдруг открылась, и из глубины большого подвального зала на лейтенанта глянуло несколько пар изумленных глаз немецких артиллеристов. Кто-то из них успел выстрелить — пуля прошла возле виска, но уже в следующий момент брошенные лейтенантом Крылаткиным и его бойцами гранаты сделали свое дело. Ворвавшись на огневые позиции врага в этом удобном каменном мешке, мой дед прострочил из автомата вправо и влево, властно крикнул:

— Хенде хох, гады!..

Из-за дальней пушки по нему опять выстрелили, на сей раз пуля царапнула плечо, и в тот же миг гитлеровец упал с разбитой головой: это один из бойцов успел зайти к нему со спины.

— Товарищ лейтенант, вы ранены! — подскочил к Николаю ефрейтор Вася Щепкин, очень ловкий и живой парень с Верхней Волги, которого война застала «в кадрах», только служил он в то время на Дальнем Востоке.

— Вася, потом! — крикнул в ответ лейтенант и по узенькой лестнице устремился в помещения первого этажа.

Минут через двадцать, а может, и меньше, во дворе фольварка уже стояли сорок два плененных гитлеровца, в том числе два офицера, а тот же Вася Щепкин, разрезав на лейтенанте китель, перевязывал его плечо.

— Пуля прошла неглубоко, — приговаривал Вася, словно убаюкивая раненого командира, — кость не задета, до свадьбы заживет…

— Так, спасибо, Вася, — Николай Иванович, поправляя обмундирование, повернулся к немцам и жестко сказал: — Фрицы, война окончена… — Он вдруг забыл, как сказать «для вас». — Будете сидеть под охраной тут (он показал на двери каменного погреба). Шнелль — все туда!

Немцы нехотя полезли в погреб, два солдата и командир отделения Файзулин бегло обыскивали каждого у двери, отнимая ремни, перочинные ножи, зажигалки, которые тут же бросали в общую кучу на землю.

— Давай, давай! — покрикивал на гитлеровцев Файзулин, и многие немцы старались быстрее проскользнуть мимо его широкоплечей, богатырской фигуры.

То ли явно восточный тип лица пугал их, то ли ярко горевший в черных глазах огонь, но пленные, видимо, его боялись. Заметив это, сержант закричал еще более устрашающе, щелкнул крепкими белыми зубами:

— Давай, фашист, давай, а то живым буду есть, у нас в Татарии это лучшее блюдо, — давай-давай, пока я сыт!..

Он сам повесил на массивную дверь погреба такой же массивный амбарный замок, оставил двух бойцов в охране.

Храбрый был сержант Файзулин, но Николаю Ивановичу он на многие годы запомнился именно таким — насмешливым, с горящими глазами, презирающим поверженного врага.

— А теперь — к доту, ребята!

К доту вела зигзагообразная траншея, но она, по всем признакам, была занята фашистами. Николай Иванович распорядился взводу приготовиться к атаке траншеи с тыла — по сигналу красной ракеты, а сам с тремя бойцами через большой сад и огороды пополз к доту с тыла. Так он вместе с Васей Щепкиным, очень подвижным и смелым бойцом, оказался почти у двери вражеского дота с несколькими амбразурами. С тыльной стороны хорошо виден был бронированный колпак дота и огненные стрелы пулеметных очередей, посылавшихся из амбразур по залегшей нашей пехоте.

— Так, Вася, — прошептал командир взвода ефрейтору. — Я даю сигнал ракетой, а ты одновременно со мной кидаешь две противотанковых гранаты в дверь дота. Потом еще по «лимонке» — и заходим внутрь…

— Понял, товарищ лейтенант.

— Приготовились!..

Вася точно исполнил приказание командира взвода. После красной ракеты, почти одновременно, вражеский дот потряс сильнейший взрыв. По всей траншее до самого фольварка прогремело русское «ура», затрещали автоматы и пулеметы. В три минуты с мешавшим нашему наступлению узлом обороны врага было покончено. Николай Иванович дал еще две ракеты — красную и зеленую, и вскоре мимо дота и фольварка промчались с десантами на броне наши танки, волнами прошла пехота.

У дверей дота лейтенант доложил неведомо откуда взявшемуся командиру дивизии о выполнении «поставленной задачи», хотя никто перед ним этой задачи не ставил, кроме него самого.

Полковник Рагулин с минуту внимательно смотрел на прокопченного пороховой гарью, в разорванном кителе, с неумело перевязанным плечом лейтенанта, такого счастливого и смущенного, и глаза полковника потеплели от нахлынувших чувств.

— Ну, Николай Крылаткин, не зря я так хотел тебя заполучить в свою дивизию… не зря. Спасибо тебе, лейтенант.

И он поцеловал в губы совсем растерявшегося офицера.

— А сейчас — в медсанбат!

— Разрешите остаться в строю, товарищ полковник! — мгновенно отреагировал молодой офицер.

— А рана?

— Так… царапина.

— Смотри, лейтенант… — помедлив, проговорил Рагулин. И повернулся к стоявшему рядом командиру полка: — К вечеру, если не будет хуже, передать эскулапам. И представить к награде.

— Есть, — ответил командир полка.

Но к вечеру обстановка в полосе наступления дивизии вновь усложнилась, и взвод Николая Крылаткина, захватив двухэтажный дом на окраине немецкого городка, оказался в полной изоляции от своих. Вскоре это поняли и немцы. Они подкатили к дому самоходку «фердинанд» и в упор начали расстреливать мешавшее их обороне здание вместе с укрывшимися в нем русскими солдатами.

— У кого осталась противотанковая граната? — громко спросил Вася Щепкин.

— Вот… последняя… — отозвался сержант Файзулин.

— Давай сюда.

— Так не добросить же!..

— Давай сюда!

Николай Иванович, стряхнув штукатурку с головы и плеч после очередного выстрела самоходки, подошел к Васе, положил руку на плечо: