Борис Тартаковский - Смерть и жизнь рядом

Больше всех волновались старший лейтенант Волостнов, Штефан Такач и Грунтовой. Чигиринский токарь мечтал о лошадях, как может мечтать о них только командир конного взвода разведчиков, не имеющий ни одного одра. Штефан Такач хотел показать себя в роли посредника, а Волостнов отвечал за успех операции как старший.

Был ноябрь, но в горах звенели ручьи. Казалось, вдруг наступила весна. Местные жители уже привыкли к таким шуткам природы.

Шли вразброд, но каждый партизан знал свое место на случай встречи с неприятелем.

Картина была весьма живописной. Горы, синее небо с расплывшимися белыми облаками, серые пролысины обнаженных вершин. Отары овец бродили на склонах под охраной кудлатых собак. Изредка попадались кошары из тонких жердей, куда загоняются овцы на ночь. Недалеко от них стояли пастушьи домики, где путник мог освежиться овечьим молоком и попробовать жирной брынзы.

Нестор шел третьим, после Волостнова и Такача, шел, расправив плечи и вдыхая полной грудью воздух гор. И Нестор почему-то вспомнил такой же осенний день не в горах, а в донецкой степи. Он сказал об этом Волостнову. Начштаба повернулся к Нестору и ответил:

— Нестор, а я родился в Подмосковье. Ты бывал в тех местах, видел дымящиеся на рассвете лужайки и молодые березы на зорьке и при луне? Приходилось ли тебе вдыхать пьянящий запах трав сенокосной поры? Ничего нет прекраснее, поверь мне. Но, должен признаться, воздух словацких гор почему-то и у меня вызывает воспоминания о родной стороне, о подмосковных лужайках, и я не завидую пану Кашпару… Ты понимаешь меня, Дончак?

Дончаком Нестора называл командир отряда, и это прозвище закрепилось за Стеновым.

— Я понимаю, — кивнул Нестор.

И дальше они молчали, пока не подошли к городку, раскинувшемуся, как и многие другие городки и села Словакии, в живописной котловине. Но партизаны не сразу вошли в город: Волостнов хорошо помнил строгое наставление командира отряда: «Берегись бед, пока их нет». И сейчас партизаны не вошли в город, а залегли на виду его в кустах, почти у самой дороги.

Проехал велосипедист с привешенным к голубой раме мешком почтальона. За ним, гремя колесами, протарахтела повозка. На передке сидел парень. Намотав на одну руку вожжи, другой он обнимал девушку, сидевшую рядом. Повозку обогнал грузовик с бочками. А вдоль дороги, на телефонных проводах, сидели птицы. Волостнов проронил:

— А ведь не мешало бы вырезать несколько метров этого самого провода. Как ты думаешь, Нестор?

— Да, прямая связь Кашпара с немецким гарнизоном в Гандлове нам сейчас не нужна, — согласился Нестор и потянулся к сумке, чтобы достать инструмент.

На дороге появился партизанский разведчик Мариан Хложник. Он был вертким, как вьюн, и говорливым, как горный ручей. Мариан что-то насвистывал, и уже по одному этому свисту жизнерадостной птахи стало ясно, что в городе все спокойно. Старший лейтенант тихо окликнул разведчика. Мариан вошел в кусты и прилег рядом с Волостновым.

— В городе — полный ажур, и наш лейтенант считает, что можно подводить баланс, — докладывал Мариан, пользуясь терминами своей старой специальности. В мирное время Мариан был счетоводом.

— Твоему лейтенанту, — ответил начштаба, — в пору ловить блох: уж больно прыткий…

Недалеко от обувных мастерских партизан встретили разведчики Грунтового. Данила молодцевато сидел на гнедом жеребце, которого он раздобыл бог весть где, а Студент, то и дело поправляя свои очки в золотой оправе, стоял на передке узкой и длинной словацкой повозки, в которую разведчики сносили охапки сена.

Волостнов приказал:

— Все остаются у ворот мастерских для охраны порядка. А ты, Алоиз, поставь пулемет так, чтобы пан Кашпар мог заглянуть в его дуло вон из того окна, — и Волостнов указал на высокое окно с полуспущенной шторой. — Мы же с вами, судруг Такач, пройдем к хозяину. Может быть, он продаст ботинки без хлопот, а?

Они пересекли двор, поднялись на крыльцо и вошли в кабинет хозяина. Кашпар сидел за столом и не поднялся при виде гостей, а только угрюмо взглянул на них. Такач, попросив разрешения и не дожидаясь ответа, уселся в кресло и стал излагать суть дела.

— Что вы скажете, пан Кашпар, если наши клиенты наличными оплатят триста пар обуви? — спросил Штефан.

Волостнов стоял за креслом Штефана и с интересом разглядывал сухощавое, с длинным носом лицо фабриканта. Должно быть, страдал сердцем или почками — под глазами были синеватые мешки.

Пан Кашпар угрюмо пододвинул коробку с сигаретами, но его бледное лицо с мешками под глазами выражало настороженность и скрытую неприязнь.

— Можно полюбопытствовать, пан, э-э… кого вы представляете? — обувщик раздвинул в улыбке губы. — Видите ли, наша фирма работает только на войну…

— Только на войну, — подтвердил Штефан и закурил душистую сигарету. — Довоенная? — подмигнул с видом знатока. И, ухватив деликатно двумя пальцами партизанский мандат, на котором стояла подпись полковника Асмолова, Такач осторожно вынул его из портфеля и протянул Кашпару. — Прошу, пан, ознакомиться.

Пан Кашпар взял бумагу, надел роговые очки и стал разглядывать печать Главного штаба партизан — звезду, серп и молот в красном круге. Кашпар еще больше побледнел, а рука с тяжелым перстнем на мизинце слегка дрогнула. Он долго молчал, как бы взвешивая все «за» и «против». Вздохнул.

— Мне больно, пан, э-э… но вы меня поймете, надеюсь, — и приложил руку с перстнем к зеленому жилету в тонкую белую полоску. — Я вижу, что имею дело с интеллигентным человеком.

Штефан Такач был адвокат, и он не сразу поднялся. Он вложил свой мандат в портфель и щелкнул замком.

— Я надеюсь, — сказал Штефан, — что этот разговор останется между нами? — У него шевельнулись черные усики. — Я говорил с вами как коммерсант с коммерсантом…

Пан Кашпар молча наклонил голову.

Штефан поднялся, как будто собираясь уходить, а Кашпар схватил телефонную трубку и стал яростно стучать по рычажку.

— Пан Кашпар, — сердечно сказал Волостнов,- вы напрасно беспокоитесь. Даже если вы будете стучать до пришествия Христа, вас не соединят с гандловским комендантом.

— Это просто невозможно, — подтвердил Штефан. Такач. — Если я не ошибаюсь, то телефонная линия на Гандлов сильно повреждена, — и Штефан вежливо приподнял шляпу.

В ту же минуту фабрикант вскочил с места и выхватил из кармана пистолет. Но он не успел выстрелить в Волостнова. Такач ударил Кашпара под локоть.

— О-о! — вскрикнул фабрикант, вдруг оказавшись на коленях с вывернутыми назад руками.

— Я не знал, судруг Такач, что адвокаты в Словакии изучают приемы джиу-джитсу, — восхищенно говорил Волостнов. — Я у вас в долгу, Штефан.

— А я не знал, что фабрикант обуви такой отпетый гардист, — ответил Такач. — Вы могли поплатиться жизнью.