Борис Тартаковский - Смерть и жизнь рядом

— И такую драгоценность прячут в такой грубой оправе? — говорит Такач, указывая на кирзовый сапог девушки. — Сом проти того.

Таня поджимает свою «драгоценную» ногу под себя и смеется. Ее смех кажется Нестору искусственным, а усики галантного Такача вызывают озлобление. Девушка восклицает:

— О, какой вы кавалер, Штефан!

— Что такое «сом проти того»? — обращается Нестор к Пражме.

— Я против, — переводит Пражма и насмешливо объясняет: — Штефан против того, чтоб Таня носила такую обувь…

Нестор видит, как Таня краснеет, и глупо выпаливает:

— Ну и принес бы, если такой галантный кавалер, хромовые сапожки…

Таня опять смеется. «Пустая кокетка», — думает Нестор и злится на весь мир. А девушка вскакивает на ноги и, босая, в лыжном костюме, делает царственный жест в сторону Нестора и декламирует:

— Будьте все вы свидетельницы, если кузнец Вакула принесет те самые черевики, которые носит царица, то вот мое слово, что выйду тот же час за него замуж…

Голос у нее звенит, глаза лукавые, лицо раскраснелось от костра и общего внимания, а Нестор, закрыв глаза, видит себя коренастым мальчишкой, учеником восьмого класса. Он выходит на школьную сцену в роли кузнеца Вакулы. Ставят «Ночь перед Рождеством», и Нестор говорит красавице Оксане — Наташе из восьмого «А»:

— Погляди, какие я тебе принес черевики! Те самые, которые носит царица…

Как это было давно! После этого был июльский день 1941 года, когда он, студент института, с жестяной кружкой и алюминиевой ложкой в заплечном мешке пошел на войну. Не забыть пожарищ Украины, и боя на реке Псел, и партизанских будней в польских лесах…

Открыв глаза, Нестор видит Таню Каширину, и его охватывает буйное озорство. Он видит сержанта Каширину, а отвечает ей, как будто перед ним Наташа из восьмого «А»:

— Не тужи, моя ненаглядная Оксана! Я тебе достану такие черевики, какие редкая панночка носит…

Вокруг раздаются аплодисменты, смех, веселые возгласы:

— Браво, Нестор! Настоящий артист… — И никто, конечно, не догадывается, как близок их Нестору кузнец Вакула.

Он сразу успокаивается, ему уже не противны усики Такача, а Таня не кажется кокеткой, и, чтобы загладить свою вину перед товарищем, о которой тот даже и не догадывается, Нестор предлагает:

— Хочешь, Штефан, папиросу? Московская!

— О! — восклицает Штефан. — Дякуем…

— Бери, бери…

Они закуривают настоящие московские папиросы. Те папиросы, которые солдат хранит для больших праздников. Но кто скажет, что у Нестора сегодня не праздник? Он курит, а сквозь душистый дым смотрит на Такача, на Таню, греющую ноги, на Алоиза Ковача с прожженными брюками в руках, на Вануша Сукасьяна, отпускающего кашеварам крупу.

Два дня они стоят в лесу северней Лутилы. Спят, сушатся, чистят оружие и обучают владеть им Алоиза Ковача, Свидоника и других новобранцев,, а группа боевых хлопцев, в том числе и цыган Фаркаш, отправляются на поиски дезертиров, чтобы привести в исполнение приговор, вынесенный командирским советом нарушителям партизанской присяги.

Отряд уже готовится в поход, когда Ниночка Чопорова принимает радиосообщение, что генералы Виест и Гольян, подчиняющиеся правительству Бенеша, сдали немцам Банска-Бистрицу и сложили оружие, отдавшись на милость победителя. Генералы остались верны себе.

Зорич не удивлен. Он вспоминает разговор с генералом Виестом накануне похода:

— Партизанская война?.. Это не для Чехословакии, — сказал генерал, и на его тщательно выбритой щеке нервно дрогнул мускул. — Только кадровая армия может противостоять немецким войскам…

Вспоминает Зорич и слова начальника Главного штаба партизан.

— Наших союзников — англичан и американцев — страшит мысль, что народ возьмет власть в свои руки, — отметил полковник Асмолов, узнав о разговоре с генералом Виестом. — Вот почему они боятся дать оружие в руки шахтеров, лесорубов и пастухов, возражают против партизанской войны. Генерал Виест с благословения американских советников погубит армаду…

Так и случилось.

С наступлением темноты отряд поднимается и сворачивает на север. Привал делают километрах в пяти восточнее Славна. Западнее, в Яновой Леготе, стоит сильный немецкий гарнизон. Немного отдохнув, партизаны начинают подниматься в горы.

Проводник — местный лесник, или горар по-словацки. Это тщедушный на вид старичок, но ходит он удивительно легко. Кажется, горар может посостязаться в беге и прыжках с горным козлом. Пражма бывал в этих местах, помнит, какая водится здесь дичь, и на привалах расспрашивает лесника, не распугано ли зверье вырубками, как будто собирается на охоту. Горар обстоятельно отвечает на вопросы, рассказывает, что на днях провел через горы словацкий партизанский отряд и что вокруг развелось много немецких гарнизонов. Лучше обходить села, чтобы не напороться на фашистов.

Отряд переправляется через несколько речушек, и в одной из них, кажется Лутиле, Нестор, поскользнувшись, набирает полные сапоги воды. Небольшое удовольствие, что и говорить, карабкаться по осенним горам, когда за спиной двухпудовый ящик, вгрызающийся острыми краями в лопатки, а в сапогах хлюпает.

В районе Ловчицы и Турбин отряд залегает у шоссейной дороги, ведущей на север, в Гандлов, где находятся довольно крупные шахты бурого угля. Хотя движения на дороге нет, отряд пересекает ее перебежками и небольшими группами. На виду у высокой горы лесник прощается.

По словам лесника, до селения, где можно остановиться на несколько дней, рукой подать. Горар не хочет, чтобы его видели местные жители, он побаивается доноса какого-нибудь прохвоста, не хочет связываться с немцами: с ними шутки плохи, а он может еще пригодиться патриотам. «У меня самого сыновья — партизаны, — говорит старик Пражме.- Славные хлопцы! Одного имя Василь, другого — Ладислав. Может быть, встретите…» И когда партизаны уходят, старик еще долго стоит на каменном выступе, опираясь на яношик — буковую палку с ручкой в виде топорика.

Партизаны спускаются по крутой, осыпающейся под ногами тропинке, и скоро натыкаются на первые стожки сена, заготовленного еще с лета. Селение раскинулось в небольшой долине, окруженной могучими горами. Пробраться в селение незамеченным почти невозможно. Глинобитные дома под соломенной кровлей рассеялись по склонам гор среди елей и буков.

В дедину, как называют в Словакии села, отправляется разведка. Грунтовой и Сукасьян скоро возвращаются. Отличная дедина, восторгаются они, и отряд из горнонитранской партизанской бригады капитана Франтишека Гагары, который провел через горы старый горар, охотно потеснится. А хозяева приветливы, и с ними будет радостно встречать приближающийся праздник — 7 ноября.