Александр Прозоров - Присяга Российской империи

Посадку Илья тоже проспал и открыл глаза только от ядовитого скрежета, с которым стала опускаться кормовая разгрузочная аппарель. Он поднялся, отряхнул утепленную форменную куртку, и легко сбежал на бетон рулежки, по которой ветер мел холодную снежную поземку.

На улице было еще темно, с затянутого темного нега падал редкий снег, мороз тут же начал деловито забираться за воротник. Бывший пограничник поднял ворот, огляделся. Местонахождение штаба он помнил — но только относительно стоянки ракетоносцев. А вот в какую сторону топать отсюда?

Спрашивать было некого. Пилоты, по всей видимости, ожидали разгрузки и выходить на холод не спешили, аэродромная обслуга тоже в самолету не торопилась. Ралусин немного подумал и двинулся по прямой в сторону нескольких зданий, светящихся длинными рядами окон. Продираться пришлось через целину — снег лежал по колено, рыхлый, жадно хватающий за ступни, забивающийся в ботинки и под штанины. Вскоре Илья выдохся и стал сильно жалеть, что не дождался бригады грузчиков. Ему приходилось шагать, высоко поднимая ноги, каждый раз вырывая их с немалым усилием — а дома вдалеке не приближались ни на метр, словно были нарисованы на небосклоно.

— Стой, кто идет!

— Чего? — тяжело дыша, остановился Ралусин.

— Стой, стрелять буду!

— Здесь, что пост?

— Да, пятый пост. Давай, иди отсюда.

— Ладно, — кивнул Илья. — Только подскажи, где тут дальние ракетоносцы стоят?

— Ну ты даешь, мужик, — усмехнулся в темноте часовой. — А коды запуска тебе не нужно?

— Ну, а штаб где?

— Мужик, ты дурак, или прикидываешься? Давай, вали отсюда, пока с карабина не шмальнул.

— Куда идти-то?

— Иди, откуда пришел.

— О, — неожиданно осенила Ралусина гениальная идея. — Солдат, в отпуск хочешь? Давай, разводящего с бодрствующей сменой вызывай. Скажи, нарушителя задержал. И пусть сразу дежурному по части сообщат. Дескать, нарушитель — майор Ралусин. Говорит, к командиру полка из Москвы прибыл.

— На губу ведь посадят, мужик… — засомневался часовой.

— А это уже не твоя забота. У вас машина на случай тревоги есть?

— Развозка штабная, «УАЗик». Жратву по точкам развозит.

— Ну и хорошо, — Илья закинул руки за голову. — Пошли наряд вызывать. Показывай, где тут у тебя телефон?

Спустя пятьдесят минут майор сидел в кабинете Полударина и отпивался горячим чаем.

— Чего это тебя через посты понесло, Илья? — покачал головой полковник, размешивая сахар в своей чашке. — А если бы тебя пристрелили?

— Перестань, — отмахнулся Ралусин. — Ну не совсем же у тебя солдаты дураки? Ну, покричали бы чуть-чуть, пальнули в воздух. Не станут же они в живых людей стрелять. Скажи лучше, Костя, ты полетный план приготовил?

— Я не отвечу на этот вопрос, — спокойно прихлебнул чай командир полка, — пока ты мне не объяснишь, что происходит?

— Если вкратце, — пригладил волосы Илья, — если очень коротко… То на этом кораблике чеченские бандиты везут атомную бомбу, которую собираются через Иран по Каспию и по Волге доставить до Москвы. А если не получится, то взорвать раньше. Например, у Казани. Или здесь. Или у Астрахани. Причем сейчас мы точно знаем, что боезаряд на судне. Но за то, что он останется там больше четырех дней ручаться нельзя. Топить террористов нужно прямо сейчас.

— Тогда понятно, — вздохнул полковник. — Тогда деваться некуда. Хотя, конечно, попрут меня со службы после этой авантюры… Ну да ладно.

Командир полка поднялся подошел к стене, сдвинул одну из деревянных панелей, открыл сейф, достал планшет.

— План я составил такой… Для подстраховки бомбардировщик берет на борт не одну, а две ракеты. Все остальные ячейки барабана и свободное пространство отсеков мы забьем обычными подвесными баками с топливом. Машина взлетает, преодолевает ПВО Пакистана, выходит в Индийский океан, достигает точки пуска… Откуда я узнаю точные координаты цели?

— Чупара даст канал связи со спутником. На первом витке тот даст целеуказание на судно, на втором — проверит результаты работы.

— Так, это нужно вписать в план. Потом?

— Потом самолет уходит в сторону Индонезии, через нее в Тихий океан и дальше… Пока хватит топлива.

— После пуска ракет топлива хватит еще часов на шесть, — вздохнул полковник. — Этого хватит, чтобы, в случае промаха, зайти на второй круг и сделать еще один пуск. Или уйти чуть не до середины Тихого… И что потом?

— Сегодня до двенадцати Чупаре нужно сообщить данные пилотов и переслать электронной почтой их фотографии. Он подготовит и до вечера перешлет загранпаспорта и документы на судно. После гибели самолета пилоты смогут выдать себя за потерпевших крушение яхтсменов. Они подадут сигнал бедствие, и их вполне легально спасут.

— В центре Тихого океана? — приподнял брови Полударин.

— Есть другие предложения? — развел руки Илья.

— Ладно, делать все равно нечего, — потер лоб полковник, поднялся, прошелся по сверкающему мастикой паркету кабинета. — При таком раскладе цель придется уничтожать любой ценой… А подобрал для задания хороший экипаж. Слетанный. Во время последних учений отработали пуски по территории США на «отлично». Считаю, что на них можно положиться. Скоро офицерская развозка привезет летный состав и ты сможешь с ними побеседовать.

— Отлично. А сейчас мне можно где-нибудь наскоро умыться и сбрить свою щетину?

— У меня в комнате отдыха раковина есть. Не торопись, у тебя еще полчаса в запасе.

Выбранный командиром полка экипаж Илье понравился сразу. Как они вошли в кабинет и вытянулись по стойке смирно, сразу стало видно, что офицеры еще «не сгорели». Не сломались под кучей напастей, что обеспечивает родина своим защитникам по поводу и без повода, не махнули на службу рукой, выполняя только то, без чего не обойтись; не решили, что все загублено, пропито, сломано и барахтаться смысла нет — потому, как все едино страна вот-вот умрет, и придут толпы варваров растаскивать останки былого могущества… Такие люди видны сразу — по потухшим глазам, отвислым щекам, плечам опущенным, выпирающему животу. Как-то так получается, что перестав радеть за службу, офицер и на себя внимания перестает обращать. Один, пусть и толстяк, в строю живот так втянет, что грудь колесом, а другой поверх ремня вывесит — чего ради стараться? За живот выговоров не объявляют.

Не то, чтобы сломавшиеся офицеры ни на что не годились. Обязанности они свои выполняли исправно. Их и в наряд, и в караул можно без опаски ставить. При складах или канцелярии оставлять… Но вот на бросок под пулями такие воины уже не решались, а бойцов за собой вести не могли. Потому, как страшно заразная это штука — безразличие.

Пилоты же в коротком строю старались вовсю — плечи развернуты, подбородки подняты. Да еще и щеки с мороза румяные, как у добрых молодцев из русских сказок. Подполковнику и стоящему рядом с ним капитану было лет по сорок, и они чем-то неуловимо походили друг на друга, как двоюродные братья. Разве только капитан похудощавее выглядел, и кожа казалась серее. Сорок лет — значит, подготовка еще советская, полетать успели. А вот второй капитан, лет тридцати, от неба наверняка был отлучен вскоре после училища. Правда, глаза его горели озорно, азартно. Предчувствовал что-то интересное? Последний летчик, с погонами старшего лейтенанта — смуглый, с длинным носом, походил на грузина. А может, им и был — мало ли грузин живет в России? Этот испытывал неуверенность, хорошего от вызова к начальству не ждал.