Николай Скоморохов - Служение Отчизне

Когда Прожеев отсутствовал, Кисляков исполнял партийные обязанности. Так мы его и прозвали «комиссаром». И в воздухе нередко обращались к нему: «Комиссар, прикрой!»

Хуже обстояло дело с Иваном Филипповым. Он слабо владел техникой пилотирования, а учить этому на фронте некогда. Оставалось одно: направить его в школу воздушного боя. После нее Филиппов вернется к нам отлично подготовленным летчиком, станет моим ведомым. Алеша Маслов, спокойный, уравновешенный, выше среднего роста блондин, стал ведомым у Калашонка. Никакие невзгоды не могли вывести Маслова из душевного равновесия. Дрался он в воздухе уверенно, но на риск особенно не шел. Обладал одним удивительным свойством: мог спать где угодно и сколько угодно. Боясь за него, мы иногда в воздухе спрашивали: «Маслов, ты не заснул?» Шутки в этом не было: стоило Алеше подняться без кислородной маски выше четырех тысяч, его тут же одолевала дремота. Машина валилась в штопор. С падением высоты Маслов просыпался, выводил самолет в горизонтальный полет. Странное свойство! Но к нему привыкли и особого значения этому не придавали. У меня, правда, болела душа, когда я отправлял его на боевое задание ведущим. Но что поделаешь, он и слушать не хотел, чтобы его перевели в тыл или на другой тип самолета.

Полюбились нам и прибывшие чуть позже отличные ребята, хорошие летчики — лейтенанты Борис Горьков и Василий Гриценюк. Первый — невысокого роста, улыбчивый крепыш с умными глазами. Он подкупал всех своей искренностью и задушевностью. Второй обладал замечательным голосом, на досуге часто пел украинские песни, и они всегда брали нас за сердце.

Первая эскадрилья славилась в полку своими техниками и механиками. Это были прямо-таки асы своего дела. Им ничего не стоило за ночь восстановить, ввести в строй изрешеченную пулями машину.

Полк имел большие боевые традиции. Онуфриенко, Краснов, Горбунов, Кравцов были летчиками высокого класса, о них знала вся армия, об их подвигах рассказывала армейская газета «Защитник Отечества». Я хорошо знал, на что способны эти люди, как много можно у них перенять. Не стесняясь, шел за советами к Онуфриенко, Горбунову, Краснову — поучиться боевому мастерству. Правда, появилась у меня одна особенность: раньше все, что слышал от бывалых бойцов, брал на вооружение, а сейчас их опыт подвергал критическому анализу, отбирал из него только самое полезное, поучительное. Услышанное проверял. Все как бы просеивалось сквозь сито моего собственного опыта. Видимо, наступала та боевая зрелость, когда ты уже способен сам решать, что тебе нужно, а что — нет.

Но родной полк в котором проходило мое бойцовское становление, я не забывал ни на минуту. Каждая его победа радовала, неудача огорчала. Особенно ранило мое сердце сообщение о том, что в тяжелом состоянии отправлен в госпиталь Султан-Галиев. Это было невероятно. Такой виртуоз воздушного боя — и вдруг попал в беду. Лишь через несколько лет он выздоровел и с нашей помощью вернулся в строй.

Еще не остыли переживания за Султан-Галиева, как новый удар: погиб командир 2-й эскадрильи капитан Николай Горбунов. Над Южной Украиной в полную силу расцвел талант этого крылатого бойца, казалось, никто не сможет противостоять ему в боевых схватках.

Однажды во главе четверки над излучиной Днестра в районе Дубоссар он встретил более 20 Ю-87 под прикрытием 10 «Фокке-Вульф-190». Стервятникам пришлось спасаться бегством, многие из них так и не вернулись на аэродром. Трех сбил лично Горбунов, но и ему не было суждено вернуться. Хоронили мы Николая Ивановича Горбунова, уроженца села Водопьяновки Воронежской области, на кладбище села Грасова Одесской области.

Тяжелую утрату понес полк. Но жизнь идет, и полк снова в боях. В боях на этой злополучной излучине Днестра вместе с нашим полком дерутся полки дивизии. Мне было приятно узнать из пришедшего номера газеты, что мой бывший ведомый Валентин Шевырин, возглавляя четверку Ла-5, провел воздушный бой с 50 Ю-87. Эта четверка не дала организованно отбомбиться «юнкерсам» по нашим войскам, расстроила их боевой порядок и сбила шесть вражеских самолетов. Три из них сразил Шевырин.

Так в воздушных схватках проходило четвертое лето войны. Наша воздушная армия пополнилась самолетами, часть которых нам подарили колхозники из Новомосковска Днепропетровской области. На один из полевых аэродромов вблизи Днестра прибыла группа колхозников из Новомосковского района для вручения боевых самолетов. На аэродроме выстроились новенькие боевые самолеты с броской надписью на бортах: «Новомосковский колхозник».

Машины вручал глава делегации — секретарь городского партийного комитета. Воздушные бойцы, удостоившиеся чести летать на подаренных им самолетах, поклялись оправдать доверие народа новыми победами в схватках с ненавистным врагом.

Было приятно сознавать, что волна народного патриотического движения, начатого по инициативе трудящихся Саратовской и Тамбовской областей, докатилась и до нас, принесла нам также необходимые новенькие самолеты-истребители.

Приезд делегации вылился в большой светлый праздник. Утро нового дня, связанное с грустным прощанием с гостями, вернуло нас к обычным будням. Враг пытался беспрестанно штурмовать с воздуха наши позиции. Он вел разведывательные полеты. В небе то и дело завязывались горячие схватки.

К этому времени в полку произошли некоторые перестановки. Командиром 2-й эскадрильи назначили Дмитрия Кравцова, его заместителем — Олега Смирнова, 3-ю принял старший лейтенант Петр Якубовский. Его разведэскадрилью расформировали, он вернулся в свой родной полк.

С уходом Смирнова в эскадрилье стало меньше опытных воздушных бойцов. Командиром звена вместо Смирнова был назначен Калашонок. Появился у нас еще один новичок — лейтенант Николай Козлов.

Пока что мы не имеем боевых потерь. Хотелось сейчас так подготовить людей, чтобы победа оплачивалась как можно меньшей ценой.

В начале августа наступило затишье. Но затишье, как мы поймем позже, было предгрозовое. В этот период мы редко вылетали на задание, отдыхали. На земле израсходовали много бумаги, размышляя над новыми приемами воздушного боя. Некоторые летчики поговаривали, что командир первой эскадрильи хочет свою бригаду сделать теоретиками. Да и наши то же самое про себя, наверное, думали: «Лучше летать, чем рисовать всякие замысловатые фигуры». Но в пользе расчетов я убедился давно и на подобные разговоры не обращал внимания, тем более, что они порой были как бы прощупыванием командира эскадрильи: авось клюнет, отпустить купаться.

А у нас рядом был небольшой пруд, где мы в свободную минуту, забравшись всем полком, иной раз его так баламутили, что потом трудно было отличить друг от друга вышедших из воды.