Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

«Что за странная колонна? Кто они и откуда? Почему без оружия?» Такие вопросы возникали у многих. Но все стояли молча и разглядывали наши горланящие, запыленные батальоны, печатавшие строевой шаг — фронтовики так не ходили встрою. Возможно, они уже знали о нас.

А мы шли с виду здоровые, не калеки, пели с подъемом, и, безусловно, переоценивали себя — это точно! Только позднее мы почувствовали некоторую неловкость своего положения.

За весь поход Винер-Нойштадт-Сибиу самые тяжелые мысли оставил именно переход через центр Будапешта: мне не забыть глаз солдат и офицеров, вроде как с укором смотревших на нас. Конечно, они не могли знать всего того, что каждому из нас пришлось испытать в плену и концлагере, но в любом случае это не шло ни в какое сравнение с тем, что испытала наступающая Советская армия.

То, что поход протекал без оружия, объяснялось просто: в конце похода нас раскидают по разным боевым частям и соединениям. Там и получим оружие в соответствии с нормами снаряжения, действующими в той или иной дивизии или бригаде.

После Будапешта повернули на юго-восток, в который раз перейдя Дунай. Теперь нас окружали сплошные виноградники. Урожай еще не снимали, и мы угостились таким виноградом, которого больше нигде не встречали.

Впереди — Цеглед. После него резко повернули на юг в направлении югославской границы. Прошли Кечкемет, Сегед. Пройдя последний, повернули на восток и двинулись вдоль границы.

И вот, пройдя в общей сложности по венгерской земле около 700 километров, мы покинули ее на стыке трех границ — югославской, венгерской и румынской. Я снова был в Румынии, которую оставил в марте 1942 года. Теперь наш путь лежал строго на восток. Прошли города Арад, Тимишоара, Дева. Виноградники кончились, кругом простирались поля подсолнечника, риса, конопли. Дошли до Карпат. Необычайно чистый воздух. Склоны гор поросли лесом. Бегут вниз родники и речушки с кристально-чистой ледяной водой. Мы с огромным удовольствием пили эту воду мылись, купались, стирали пропотевшие и запыленные гимнастерки, портянки.

Об этом мечтали давно, поскольку шли все время в густонаселенной местности, а тут можно было «отвести душу» без посторонних глаз.

Промежуточным пунктом назначения оказался железнодорожный узел и город Сибиу. Здесь в течение двух-трех дней будем ожидать эшелоны. По Румынии 500 километров прошли строем, а теперь нас повезут — в Южных Карпатах прямых дорог нет, они все петляют, много перевалов и туннелей. Передвигаться в пешем строю не рационально, мучительно и долго.

Уже середина сентября. За тридцать дней, двигаясь не спеша по 40 километров в сутки, мы прошли около 1200 километров. Но главное — мы продвигались к своей государственной границе.

Наконец составы поданы. Снова в путь. Опять ехали с песнями в открытых теплушках, сидели в дверях и болтали ногами над убегающими рельсами, как не раз бывало до войны. А как давно все это было! Ни на минуту не забывали о том, что приближаемся к своей потерянной родине.

Нам предстояло проехать около 500 километров по гористой местности, где отметки высот более 1000 метров над уровнем моря. Если бы мы шли пешком, то сколько солдатской каши потребовалось бы для такого перехода. Сточки зрения «географических открытий» это интересно, а сточки зрения командования и здравого смысла — ни к чему.

Нам надоело ехать в теплушках — погода такая чудесная — и мы перебрались на крыши вагонов, чтобы иметь лучший обзор, напрямую наслаждаться природой и обдуваться хоть небольшим ветерком. Только веселой гурьбой облепили крыши по всему составу, радуясь преимуществу новых «плацкартных» мест, как поезд на полном ходу скрылся в туннеле, а когда вынырнул, то нас как ветром сдуло с крыш: второй туннель нам ни к чему, и мы поторопились вернуться в вагоны, в прежний комфорт. В туннеле мы едва не задохнулись от горячего, коптящего, черного паровозного дыма, что стлался поверх вагонов, обволакивая нас: мы уткнулись носами в гимнастерки, распластались, что было мочи — запас высоты от крыши вагона до свода туннеля критический! — и только ждали, когда все это кончится. Понятно, что от копоти мы сразу стали «неграми».

Так проехали города Брашов, набивший оскомину еще до войны — Плоешти, Бузеу и, наконец, остановились в Фокшанах.

Как вскоре выяснилось, городок Фокшаны расположен в восточной части Румынии на широте нашего Измаила и всего в 75 километрах от пограничной реки Прут, так знакомой нам по 1941 году. И надо было случиться так, что всего в 50 километрах севернее Фокшан по реке Прут находились боевые позиции 150-й стрелковой дивизии, в рядах которой я встретил войну. Здесь мы стояли в июне-июле 1941 года. Я вновь попал в знакомые края, только… с другой стороны Прута, но мы уже могли упиваться запахами родных молдавских полей и виноградников, близким воздухом родины.

Эшелон доставил пополнение в 317-ю артиллерийскую бригаду, стоявшую на окраине городка. Теперь я буду служить в 274-м гаубичном артиллерийском полку, где меня определили во взвод топографической, инструментальной разведки штабной батареи управления огнем. Это для меня совершенно новая военно-учетная специальность, но не боги горшки обжигают.

Полк стоял в роще, где был разбит палаточный городок. Жизнь на новом месте протекала спокойно, и на душе музыка играла: граница совсем рядом, а армейская служба меня никогда не тяготила.

Коротко об офицерах. Командир батареи — капитан Валич, призванный в начале войны из резерва. Ему под пятьдесят, он давно навоевался и жил одной мечтой о возвращении в родные пенаты. Апатичен.

Командиром взвода старший лейтенант Бочкарев — тоже не кадровый офицер, бывший преподаватель топографического техникума. Он тоже с нетерпением ожидал конца военной службы. Спокойный, уравновешенный человек на грани безразличия ко всему происходящему — «моторесурс» давно выработался!

Только командир другого взвода, старший лейтенант Резников — кадровый офицер из военного училища. Ему служить и служить. Он молод, порывист, но серьезен. Резников знал, что очень скоро станет хозяином батареи. Он ждал этого часа, пока оставаясь в стороне.

Все три офицера обладали такими качествами, что служить под их началом было легко. Солдат и сержантов они понимали, правда, отношения смахивали на панибратство, но мы не в обиде. Я упоминал, что всегда предпочитал строгих командиров, которые ни себе, ни другим не прощают небрежности и ошибок. Одним из таких был Данилов, любовь моя!

На батарее только один старший сержант Нерсесян, уроженец солнечной Армении. Он верховодил батареей, занимая должность старшины. Но как верховодил? Он часами просиживал на пригорочке возле палатки и в своих думах видел себя в кругу семьи. Ему к сорока, и он уже не служака. Будучи призван на войну из запаса, он с нетерпением, как и все остальные, ожидал вторую очередь демобилизации, под которую подпадал. В октябре мы тепло проводили его домой, а его место занял я, но об этом впереди.