Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

674-й стрелковый полк занимал позиции на участке Вишневка-Баймаклия в центре 150-й стрелковой дивизии. Южнее нас расположился 469-й, а севернее — 756-й стрелковые полки. Пока дивизия шла из Одессы, ее участок фронта держали полки 25-й и 95-й стрелковых дивизий, а теперь и 150-я прочно закрепилась на своих рубежах.

Штаб дивизии и полевые склады находились где-то в районе Комрата — это районный центр Гагаузии. Есть такая народность в Молдавии — гагаузы. Их предками были болгары [31] Гагаузы — христианизированные турки, переселившиеся на юг Бесарабии и самоидентифицирующие себя с болгарами. .

Я узнал печальные новости первых дней — уже были потери. Впервые держал в руках страшный документ, каким является «Журнал потерь». Листая его, нашел знакомую фамилию: мой тезка — сержант из политотдела — Зуев Дмитрий Павлович убит 24 июня и похоронен в селе Епурени. Странное чувство появилось — война уже бьет по-живому.

Забегая вперед, скажу, что все из нас, кому будет суждено погибнуть в первый месяц войны, попадут в «Журнал потерь» и в основном будут захоронены. Те, кто погибнут за Днестром после 24 июля — на второй месяц войны, никуда не будут записаны и не будут похоронены. Но и те, и другие навсегда останутся для родины без вести пропавшими солдатами: «Журнал потерь» из окружения не вынесли. Теперь о погибших можно толковать, кому что заблагорассудится: «Человек с войны не вернулся. Кто знает, что с ним стало. А может он…?» И на родных солдата станут смотреть как-то особо! Вот она — суровая правда войны. Кто же замолвит доброе слово за тех, «пропавших без вести», погибших у нас на глазах? Не дай Бог пропасть без вести…

По-разному попадали солдаты и командиры в категорию пропавших без вести. Не имея документального подтверждения таких случаев по Южному фронту, приведу для примера некоторые цифры по Западному фронту, которые в те дни были характерны для любого участка фронта.

Так, в донесении о потерях в 117-й стрелковой дивизии, участвовавшей в двухдневной операции под городом Жлобин 5 и 6 июля 1941 года, говорилось: «Потери личного состава 2324 человек или 19,3 % к штатной численности дивизии. В том числе: убито 427 человек, ранено 311 человек, пропало без вести 1586 человек» [32] См.: Скрытая правда войны. М., 1992. — Примеч. автора. . Что можно добавить к сводке? И это за два дня боев и только в одной дивизии!

Очень легко было оказаться в числе пропавших без вести. Все ли знают, что на фронте мы пребывали безымянными?

Приказом НКО № 171 в 1940 году вводились красноармейские книжки для рядового состава и младших командиров в качестве единственного документа, удостоверяющего личность [33] От 20 июня 1940 года. Настоящие документы для удостоверения личности красноармейцев и младших командиров были введены только 7 октября 1941 года приказом наркома обороны № 330, однако его исполнение затянулось до второй половины 1942 года (при этом вопрос фотографий так и не был решен вплоть до конца войны). . Но этим же приказом красноармейские книжки отменялись для действующей армии. Так, с началом войны мы были «засекречены» от самих себя, то есть были в полном смысле слова неизвестными личностями, знавшими друг друга только в лицо. Абсурд на каждом шагу, но так было. Я исключаю партийные и комсомольские билеты — их запрещалось использовать в качестве удостоверений личности.

Правда, в самом начале войны мы занесли краткие данные о себе в «смертный медальон» [34] Официальное название — «Медальон со сведениями о военнослужащих», которые надлежало хранить в специальном кармане, пришитом справа на внешней стороне пояса брюк. В медальоне было два экземпляра так называемого «вкладыша» со сведениями о владельце; при ранении или гибели дубликат вкладыша вынимался и хранился в штабе полка. Интересно, что учет потерь в военное время регулировался приказом № 128 Народного комиссара обороны СССР маршала С. Тимошенко, изданным 15 марта 1945 года, то есть до войны. Приказ вводил общее «Положение о персональном учете потерь и погребении личного состава Красной Армии в военное время» (см.: Тыл Красной Армии в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.: Документы и материалы / Русский Архив. Великая Отечественная. М., 1998. Т. 25 (4). С. 48–52, со ссылкой на: РГВА. Ф. 4. Оп. 12. Д. 97. Л. 263–272). Согласно этому приказу, при погребении с убитого следовало снимать только лишь шинель, но позднее перечень снимаемого и приводимого в порядок заметно расширился. В него входили телогрейка, меховой жилет, полушубок, валенки, шлем, ремень, гранатные и патронные сумки, вещмешки, котелки, плащ-палатки и полотенца (Приказ по тылу Ленинградского фронта о погребении трупов умерших № 0213 от 13 декабря 1941 года //Там же. С. 193). — так мы называли их тогда, — который хранили в верхнем кармане гимнастерки вместе с махоркой. По молодости лет мы относились к медальонам несерьезно, хранили небрежно, часто попросту теряя их. Как правило, опознать погибшего могли только знавшие его в лицо, а похоронная команда далеко не всегда могла установить его личность, да и команды эти существовали у нас в дивизии очень короткое время, они были расформированы и направлены в строй.

И только 7 октября 1941 года приказом НКО № 330 введут красноармейские книжки с фотографией — они надолго станут единственным документом, удостоверяющим для тыла и для фронта принадлежность красноармейцев и младших командиров к Красной армии, но, пока их получит каждый, еще много воды утечет. Мы же в те дни не имели ничего и умирали безвестными…

По прибытии в полк я узнал еще одну неприятную новость. Начальником последней полковой школы обычного типа у нас в полку накануне войны стал старший лейтенант, ленинградец, выпускник пехотного училища на Садовой улице, что напротив Гостиного двора. На него приятно было смотреть: высокий, стройный, кучерявый, порывистый — красавец, да и только!

Помню, как в момент ухода полка из Одессы он обратился к майору Острикову с просьбой не оставлять полковую школу в Одессе, как распорядился командир полка, а следовать с полком на фронт:

— Товарищ майор! Разрешите! Мои орлы еще покажут себя…

Полк поспешно уходил, и Остриков только махнул рукой:

— Ну, идите…

«Орлами» были ребята 1923 года рождения, выпускники средних школ этого, 1941 года. Они не имели ни огневой, ни тактической подготовки и совершенно не были подготовлены к ведению боя. Мне рассказывали, как многие из них утыкались носом в бруствер окопа и палили… в небо.

В результате в течение первой недели боев полковая школа почти перестала существовать. Уцелевших сняли с передовой и отправили в тыл. Мы тяжело переживали первые потери, а особенно — неоправданные, но вскоре к этому придется привыкнуть. Кстати, сам старший лейтенант тоже был ранен…