Дмитрий Левинский - Мы из сорок первого… Воспоминания

<���…>

А насчет того, чтобы беречься на войне, — сложный вопрос. Часто новички, бегавшие от пуль и осколков, чаще других на них и нарывались. Воевать надо уметь и пехотинцу. А о возможной смерти никто из нас в те дни и не думал. Наверное, в силу молодости — она отвергает всяческие мысли о смерти…

<���…>

С первых дней пребывания в полку оказалось, что я на фронте лишний. Моботдел свои функции прекратил, а разведка противника в классическом понимании не требовалась. Противник? Вон его окопы за Прутом на виду. Численность войск противника — нам все равно, так как на дивизию приходилась полоса обороны до 100 километров! Кто у них командир полка — нам «до-лампочки» У них снарядов полно, а у нас «кот наплакал».

Над нашими головами весь день кружила воздушная разведка противника, а мы от нее только больше в землю зарывались, да еще от снарядов и мин.

О какой разведке могла идти речь?

И потом: разведка в первую очередь нужна тому, кто готовится наступать, а мы знали, что рано или поздно оставим границу. Откуда мы это знали? До нас доходили неутешительные сводки с фронтов: 26 июня оставлен Даугавпилс, 28 июня — Минск, 1 июля — Рига, 6 июля — Остров, 7 июля — Бердичев, 9 июля — Псков и Житомир. Немцы продвигались в глубь нашей территории почти по всему фронту. Мы сознавали, что с имеющейся плотностью войск на границе фронт не сдержать. А раз так, то пока мы здесь стоим в глухой обороне, где-то в далеком тылу наверняка уже готовятся новые стратегические рубежи, и их занимают свежие резервные дивизии и армии. Так должно быть! Мы же, скорее всего, должны будем просто стоять до последнего часа, а если повезет, то получим добро на отход в самый последний момент.

В любом случае к наступлению мы не готовы, да и оно пока нереально. Кроме того, немцы успешно продвигались в направлении Киева, и этот глубокий прорыв мог привести к полному окружению войск Южного фронта. Так что отход представлялся нам тоже непростым делом, даже если на то и последует приказ фронта.

Итак, выполнения ни моботдельских, ни разведывательных функций от меня не требовалось. Практически мы с капитаном Батехой остались не удел. Лично я не знал, чем должен заниматься ПНШ-3 (капитан Батеха) и его «аппарат» (это я) в военное время. Кто-то сказал, что меня должны перевести в контрразведку к старшему политруку Тараканову, что меня в принципе вполне устраивало. Пока же я успел получить от капитана Батехи одно-единственное задание, выполнив которое я больше капитана никогда не встречал. По-видимому, его куда-то откомандировали.

А поручение состояло в том, что под мое начало был выделен обоз в 60 парных повозок, на которых мне надлежало доставить в полк патроны, мины и снаряды из тыловых складов дивизии, располагавшихся в 40 километрах от границы. Такая роскошь, как карта или компас, была в те дни недоступна. Пришлось выполнять боевую задачу по солнцу и по принципу: «— Тетя, скажите, как проехать в…» — И смех и слезы.

Но самым интересным оказалось то, что из всего состава моей команды в 60 с лишним человек кадровым военнослужащим был только я один, а остальные…

Вынужден сделать отступление. В первую неделю боевых действий в наш полк прибыло необычное пополнение. Это были добровольцы, местные жители — гагаузы, которые из-за преклонного возраста не подлежали мобилизации. В домашней одежде, в своих остроконечных, конусообразных, черных, барашковых шапках, на собственных подводах с низкорослыми, но очень резвыми молдаванскими лошадками, они гуртом заявились в полк и потребовали считать их бойцами. За один год со времени освобождения Бессарабии они не успели разочароваться в советской власти и дружно поднялись на ее защиту в грозном 1941 году. Уверен, что их и в списки полка никто не удосужился включить — такого еще не было, да и одевать их было не во что, дай возраст не позволял…

Они до конца оставались с полком, возили подогнем все, что требовалось батальонам, и молча погибали безвестными наравне с нами. Доброе слово они заслужили, но тогда и этого не было — недосуг!

Я до сих пор восхищаюсь этими скромными и мужественными людьми, так своеобразно понявшими свой гражданский долг. Назад к румынам они явно не стремились.

Вот такой обоз был придан мне для выполнения первой боевой задачи. Благодаря необычному контингенту я без труда мог разыскать любое нужное мне село в прифронтовой полосе. Карта и компас не требовались. Мои проводники находили дорогу и ночью, и днем.

Моя задача только на вид казалась простой. Сплошной линии фронта не было, и отдельные группы противника ночью просачивались на левый берег Прута и рыскали по селам, пока их оттуда не вышибали подоспевшие поутру роты полка. Я мог запросто угодить в лапы непрошеных «гостей»: одна винтовка и один пистолет ТТ имелись лишь у начальника колонны, то есть у меня, а мой «личный состав», кроме кнута, другого оружия не имел. Запомните, пожалуйста: так мы начинали воевать с хорошо отмобилизованным, обученным и до зубов вооруженным противником.

За 2–3 дня поставленную задачу моя команда выполнила — боезапас пришелся как нельзя кстати. Грузить и разгружать пришлось моим старикам…

<���…>

1 июля на участке фронта севернее Яссы и Ботошаны 11-я немецкая и 3-я румынская армии перешли в наступление на Могилев-Подольском и Бельцском направлениях. В последующие дни 18-я армия Южного фронта, не имея достаточных сил для сдерживания противника, стала с боями отходить от границы.

После 3 июля противник прорвал Юго-Западный фронт в направлении Житомира и Винницы, а Южный фронт — в направлении Кишинева.

Обстановка на фронте продолжала накаляться. Поэтому моим непосредственным начальникам — майору Острикову и капитану Овчинникову — было не до меня, и я принялся сам искать себе работу: нельзя же на фронте задаром есть пшенную кашу.

Кстати, о каше. Среди солдат ходила такая байка: «Если бы русского солдата кормили котлетами и шоколадом, как немецкого, то мы через месяц-два дошли бы до Берлина!» Если бы было так!

Дело себе я нашел не задумываясь — просто явился в родную мне 1-ю пулеметную роту и предложил себя в качестве «внештатного инструктора» или на любую сержантскую должность, поскольку командиров отделений уже недоставало.

С неделю провоевал в своей бывшей роте. Воевал, как и все, — ничего героического не совершил. Целый день мы находились в окопах и вели прицельный огонь по противнику. Плохо было то, что с воздуха нас постоянно пасла «рама» — самолет-разведчик немцев. Она непрерывно передавала данные о нашем расположении, о любых передвижениях (а мы только и затыкали «дырки» по фронту!), любых новых целях вплоть до появления на передовой полевых кухонь. Теперь кухни вынуждены кормить наст олько ночью.