Алла Бегунова - Одиночный выстрел

Литвинов целый абзац посвятил Всемирной студенческой ассамблее. «Славянский меморандум» он оценивал как серьезное достижение. Затем он дал объективную оценку действиям всей молодежной делегации. Ее руководитель — член ВКП(б) Красавченко Н.П., рядовые участники снайперы члены ВЛКСМ Пчелинцев В.Н. и Павличенко Л.М. проявили высокую идейно-политическую подготовку, способность к публичным выступлениям, умение отстаивать коммунистические идеалы в спорах с буржуазными оппонентами.

На том основании посол полагал, что нужно принять предложение американских партнеров, продлить пребывание делегации и отправить ее в поездку по городам США для встреч с жителями и лучшей пропаганды Антигитлеровской коалиции, состоявшей из четырех государств: США, Великобритании, СССР, Китая.

Первое выступление было запланировано в Нью-Йорке на воскресенье, 6 сентября, в национальный праздник — День труда. Русские приехали туда утром на железнодорожном экспрессе «Вашингтон — Нью-Йорк». Затем в сопровождении полицейского эскорта, под вой сирен и треск мотоциклетных моторов их доставили к парадному входу в Центральный парк. Там собралась громадная толпа. Путешественников подняли на плечи крепкие ребята в пиджаках и кепках и понесли к сцене. Мэр города Ла Гардиа, стоявший у микрофона, объявил, что на митинг прибыли представители героической Красной Армии и выразил восхищение титанической борьбой русского народа с фашистскими захватчиками. Толпа ответила мэру восторженным ревом.

Потом выступал негритянский певец Поль Робсон. Он спел на русском языке песню композитора Дунаевского «Широка страна моя родная…»

Митинг закончился вручением гостям символического подарка — искусно сделанного в виде сердца медальона из мореного дуба с серебряной пластиной посредине с надписью: «За активное участие в борьбе с фашизмом». Подарок принимала Людмила. Она же должна была произнести ответную речь, короткую, но вразумительную.

— Догадываясь о неминуемой гибели, — начала Люда, — фашистский зверь делает отчаянные попытки нанести сокрушающий удар по объединенным народам прежде, чем это сделаем мы, союзники, по отношению к нему. Дело жизни и смерти свободолюбивых народов любой страны — напрячь все силы для оказания помощи фронту. Больше танков, больше самолетов, больше оружия, славные американцы!..

Голос Павличенко, сперва тихий, затем торжествующе-звенящий, летел над притихшей многотысячной толпой. Микрофоны усиливали его, и эхо отдавалось в самых дальних аллеях. Конечно, жители США до выступления переводчика не понимали слов, но улавливали интонацию. В чеканных фразах присутствовало неподдельное чувство, и на него откликались их сердца. Это оказалось ей под силу — передать людям эмоции, подчинить их хотя бы на несколько минут своей власти. Она никогда не думала, что прекрасная, но разбомбленная румынами и немцами Одесса, горящий, но непобедимый Севастополь дадут ей толику той своей невероятной мощи. Теперь она ощущала это и гордилась доверием Родины.

В Нью-Йорке комсомольско-молодежная делегация провела два дня.

Был официальный обед у генерального консула СССР Виктора Алексеевича Федюшина. Был вечерний прием в Союзе меховщиков США, где младшему лейтенанту вручили подарок — шубу из шкур енота длиной в пол, а Красавченко и Пчелинцеву — роскошные куртки из бобра. Меховщики устроили знатное застолье, на нем присутствовали многие представители деловых кругов, чиновники из городской администрации, деятели культуры и искусства.

Именно тогда Людмиле представили этого человека — Уильяма Патрика Джонсона, владельца металлургической кампании, миллионера. Ничего необычного в нем она не нашла. Довольно высокого роста, среднего телосложения, приятной наружности джентльмен лет тридцати пяти, как все на том приеме, слегка коснулся губами ее руки и сказал несколько слов, достаточно банальных, про ее внешность и яркое выступление на митинге в Центральном парке, где он, оказывается, присутствовал. Необычно прозвучало лишь его настойчивое приглашение посетить принадлежавшую ему усадьбу в пригороде Нью-Йорка, где находится коллекция живописи русских художников-авангардистов начала XX столетия. Об авангардистах Людмила имела смутное представление. Она хорошо знала только художников-передвижников и очень любила произведения баталиста Василия Васильевича Верещагина.

К сожалению, поездка в какую-либо усадьбу при их напряженном графике выступлений — совершенно невозможная вещь. Так она по-английски с милой улыбкой и ответила господину Джонсону, подумав, что никогда больше не увидит его. Но не тут-то было.

Окрыленные оглушительным успехом митинга в Нью-Йорке, организаторы из «International Student service», посольство Советского Союза и администрация президента США запланировали еще одну агитационную поездку — 10 сентября 1942 года в крупный приморский город Балтимору, на побережье Атлантического океана. Из Вашингтона туда вело превосходное шоссе с многорядным движением. На посольской машине путешественники отправились утром и прибыли в середине дня. Их встретили в пригороде и с полицейским эскортом, то есть под завывание сирен, с рядами мотоциклистов, одетых в белые шлемы и черные куртки, повезли в мэрию. Люди стояли вдоль дороги, приветливо махали руками и что-то кричали вдогонку.

Снова митинг на городской площади, снова выступление Людмилы, снова рев толпы, транспаранты на русском и английском: «Да здравствует Красная Армия!», «Привет борцам с фашизмом!», «Мы — за открытие второго фронта!» — затем торжественный прием в мэрии с участием именитых граждан Балтиморы. И вот Уильям Патрик Джонсон, правда, в другом костюме, сером в полоску, подходит к младшему лейтенанту и говорит, что очень рад ее видеть снова, что в Балтиморе живет его двоюродная сестра, которая владеет здесь крупнейшим универмагом, что в универмаге есть замечательный отдел готового платья и не хочет ли госпожа Павличенко посетить его, ибо туда недавно доставили новинки моды из Лондона. В конце его речи к ним приближается дама, увешанная бриллиантами, и это, естественно, — кузина Джонсона. Она улыбается русскому снайперу, сообщает, что наряды для ее фигуры — самые интересные и красивые — и предлагает поехать на примерку немедленно.

То, что американцы — люди непосредственные, мало стесняющие себя условностями этикета — русские уже поняли. В этом даже было нечто привлекательное, располагающее к общению. Теперь же требовалось дать отпор, однако — мягкий. Людмила в задумчивости посмотрела на обоих родственников, владеющих немалой недвижимостью.

— Я люблю хорошую одежду, — сказала она.

— Вот и отлично! — воскликнул Джонсон с надеждой.