Сергей Андрющенко - Начинали мы на Славутиче...

В ту же ночь в район Студеницы прибыла 322-я стрелковая, которую подчинили нам. Мы познакомились с ее командиром полковником Петром Николаевичем Лащенко. Он тоже участвовал в форсировании Днепра, только севернее нас, в районе города Чернобыль, высаживался на западный берег вместе с десантом и лично руководил захватом и удержанием плацдарма, за что был удостоен звания Героя Советского Союза. Отличилась его дивизия и при взятии Житомира. Ей было присвоено наименование Житомирской, а Лащенко награжден орденом Богдана Хмельницкого II степени.

Чуваков приказал Лащенко занять оборону на рубеже западнее Слипчицы, чтобы не допустить прорыва противника по дороге Вересы — Горбулев. В составе корпуса 322-я фактически приняла лишь один бой. Это случилось утром 23 ноября. Гитлеровцы силой до полка с танками попытались прорваться вдоль железной дороги Черяяхов — Слипчицы, но были остановлены и, понеся значительные потери, отошли. В полдень же мы получили приказ передать дивизию П. Н. Лащенко в распоряжение командира 15-го стрелкового корпуса. Вместе с ней от нас уходила и 218-я дивизия. Обстановка была настолько серьезной и чреватой самыми неожиданными осложнениями, что состав войск постоянно менялся. Точнее, командарм И. Д. Черняховский делал все, чтобы создать на наиболее угрожаемых направлениях сильные группировки частей и соединений и сдержать натиск врага. В тот же день 23 ноября в состав корпуса были введены три новые стрелковые дивизии — 3-я и 75-я гвардейские и 132-я Краснознаменная, а также 1-я гвардейская кавалерийская и 248-я отдельная курсантская стрелковая бригады. Одновременно мы получили приказ передать 23-ю и 30-ю дивизии в распоряжение 94-го стрелкового корпуса.

Перед отъездом полковник И. В. Бастеев забежал ко мне на КП.

— Ну, вот и расстаемся, Сергей Александрович, — вздохнул он.

Обоим, конечно, было грустно. Столько все-таки пройдено и пережито вместе на дорогах войны!

— Что ж, Иван Васильевич, успехов тебе! — сказал я. — Очень хотелось бы снова где-нибудь встретиться.

— Обязательно… И лучше — в Берлине, — улыбнулся Бастеев.

Потом ко мне зашли Ф. И. Винокуров и А. И. Фролов. Мы обнялись. На долгое прощание не оставалось времени. Бои продолжались, и немцы, подбрасывая подкрепления, рвались вперед, тесня наши войска. Обстановка оставалась тяжелой.

Приняв в свой состав новые дивизии, корпус вступил в сражение юго-восточнее Радомышля, на правом фланге 60-й армии. Немецко-фашистское командование на этом направлении бросило в наступление крупную танковую группировку, и гитлеровцы снова овладели Житомиром. Они намеревались ударом танковых соединений в направлении Радомышль — Малин разбить наши войска западнее Киева и вернуться к Днепру. Однако осуществиться этим замыслам не было суждено.

Последние дни ноября шли тяжелые оборонительные бои. Немцы атаковали позиции наших войск превосходящими силами пехоты и танков. Части корпуса местами были вынуждены отойти. Мы оставили колхоз имени Ленина на ближайших подступах к Радомышлю и Гарбарову. Попытались отбить его обратно, но это не удалось. Продвижение под Гарбаровом было остановлено сильным артиллерийско-минометным огнем и последовавшей затем контратакой противника.

В этих боях гитлеровцы стали применять ночные танковые атаки. Переняв нашу тактику, они начали бросать машины в бой с зажженными фарами и включенными на всю мощь сиренами. Психологический эффект от этого был довольно сильным. Свет бил по глазам, мешая вести прицельный огонь, а нарастающий вой сирен угнетающе действовал на нервы. Некоторые бойцы, особенно молодые, не выдерживали и отступали.

Нам пришлось повести решительную борьбу с этой особой танкобоязнью. Штаб корпуса, политотдел во главе с полковником А. И. Романовым провели в частях большую работу. Бойцам было разъяснено, что смелому, хладнокровному красноармейцу танк ночью не страшен: он становится даже менее опасным, чем днем, потому что сектор видимости экипажей ограничен, он не выходит за пределы лучей фар. Была выпущена специальная памятка. Усиленно пропагандировались — и устно, и через дивизионные газеты — подвиги бронебойщиков, уничтожавших немецкие танки в ночных боях. Организовывались и выступления таких людей в кругу товарищей. Все это делалось в ходе непрекращающегося сражения, в редкие минуты затишья. Работа проводилась с группами бойцов, а чаще — индивидуально. Командиры и политработники учили людей на личном опыте, а в бою подавали им пример. Агитаторы, активисты вели разъяснительную работу непосредственно в окопах, используя малейшую возможность. И это давало хорошие результаты. Сопротивление ожесточенно рвущемуся вперед врагу нарастало с каждым днем. Бойцы корпуса научились метко поражать фашистские танки как днем, так и ночью, умело владеть «карманной» артиллерией и, отсекая бронированные машины от пехоты, уничтожать ее в ближнем бою.

1 декабря корпус, был выведен во второй эшелон армии, а 8 декабря получил приказ перегруппировать свои соединения в район Гута Добрынская, Чеповичи, Малин, где к этому времени создалось напряженное положение. Гитлеровское командование сняло основную группировку войск из-под Радомышля и начало перебрасывать ее сюда, чтобы ударом в стык между 60-й и 13-й армиями с одновременным продвижением 7-й танковой дивизии в направлении Малина окружить и уничтожить группировку советских войск у Чеповичей.

9 декабря немецкие танки, прорвав оборону стоящего справа от нас западнее Малина 24-го стрелкового корпуса, начали быстро продвигаться в юго-восточном направлении. В полдень на нашем КП раздался телефонный звонок. На проводе был командарм генерал И. Д. Черняховский. Он подозвал к аппарату Н. Е. Чувакова.

— Мною только что получено сообщение, — сказал Иван Данилович, — что немцы захватили район Мелени, Шершни. Вы понимаете, что это значит?

Никита Емельянович придвинул карту, внимательно разглядывая ее. По его хмурому лицу нетрудно было догадаться, что информация о положении дел у нашего соседа справа была неутешительной.

— Так точно, товарищ командарм, — отозвался он. — Создалась реальная опасность выхода противника в тылы нашего корпуса.

— Обстановку поняли правильно, — продолжал Черняховский. — Что намерены предпринять?

Известно, что Черняховский, как правило, старался не навязывать своего мнения подчиненным, полагаясь на их инициативу и умение. У таких людей, как Чуваков, за плечами были и боевой опыт, и большие знания. К тому же он лучше видел положение дел на месте: состояние своих войск и оперативную обстановку.

Никита Емельянович на минуту задумался, прикидывая, очевидно, как лучше поступить в данной ситуации. Черняховский не торопил.