Илья Маркин - Впереди — Днепр!

Первые минуты после начала прорыва, видимо еще не понимая, что случилось, противник молчал. Но вот, словно спросонья, где-то справа протрещала пулеметная очередь, потом взвилась, разбрасывая слепящий свет, ракета, и сразу же, как по единой команде, по всему окружью застрочили автоматы, раскололось в небе множество ослепительных ракет, лающим аханьем ударили минометы.

Дробышев замер, щурясь от яркого, нестерпимого света. Хотелось лечь на дно траншеи и не подниматься, пока не исчезнет этот противный мертвенный свет и не утихнет пальба.

Кто-то, тяжело дыша, подбежал к нему и хрипло спросил:

— Дробышев?

— Я, — отозвался Дробышев, узнав в подбежавшем командира пятой роты.

— Из первых траншей все люди отведены, перед вами наших никого нет, — торопливо сказал командир пятой роты и, на ходу пожав руку Дробышева, скороговоркой добавил:

— Будь здоров! До скорой встречи.

«До скорой встречи!» — с ядовитой ухмылкой повторил Дробышев, сам не понимая, за что осуждал командира пятой роты.

Огонь противника усиливался и нарастал. Подавляя ночную темноту, непрерывно взлетали осветительные ракеты.

— Давай, давай, — с каким-то странным вызовом воскликнул Козырев, — пуляй ракеты, свети ярче!

Дробышев удивленно взглянул на него, недоумевая, чему он радуется, но тут же поспешно отвернулся, стараясь скрыть от Козырева свою оплошность. Шквал вражеской стрельбы и этот мертвенный, заливающий все слепящий свет ошеломили его, и он совсем забыл, что одной из особенностей действий групп прикрытия отхода ночью является использование осветительных ракет противника.

Дело в том, что противник, пуская ракеты, освещает не только наши, но и свои позиции и, особенно, пространство между позициями. В этих условиях малейшее движение на любой стороне будет немедленно замечено. Это было особенно важно для крохотных групп прикрытия, которые, затаясь на большом участке, могли видеть все, что делается у вражеских позиций, оставаясь невидимыми. Короче говоря, если противник усиленно светит ракетами, то нечего опасаться его наступления.

«Свети, свети!» — повторил теперь и Дробышев, но противник, видимо, понял все и, продолжая по-прежнему строчить из пулеметов и автоматов, прекратил пускать ракеты. Густая, зыбкая темнота, усиливаемая отблесками выстрелов, вновь окутала землю.

Теперь, когда главные силы оставили первые траншеи, началась работа групп прикрытия отхода. Нужно было показать противнику, что в обороне ничего не изменилось, что советские войска как упорно стояли на своих позициях, так и стоят. Если же противник попытается наступать, то задержать его, дать возможность нашим подразделениям беспрепятственно отойти, а затем и самим группам прикрытия незаметно перебраться на новый рубеж.

— Начинаем, Иван Сергеевич, — сказал Дробышев, хватая ракетницу и сумку с ракетами, — как договорились, вы там, слева, а я — справа. Смотрите, командир роты уже начал, — показал он на взвившуюся впереди и справа осветительную ракету.

Пока Дробышев по траншее отбегал вправо, в группе Черноярова, а затем еще левее, сменяя одна другую, взлетело несколько ракет. Дробышев выстрелил, перебежал дальше и пустил еще одну ракету. Как и несколько минут назад, все полуокружье, где оставались только наши четыре группы прикрытия, сияло ярким, режущим глаза, светом. Ослепленный противник ослабил, а затем и совсем прекратил огонь, видимо, ожидая темноты. Но ракеты взвивались то в одном, то в другом месте, не давая ни на секунду сгуститься темноте.

Противник, не имея возможности вести огонь с переднего края, ударил минометами из глубины. И сразу же, как было условлено, все группы прикрытия затаились, прекратив светить ракетами. Вражеские мины, с треском разрываясь, густо покрыли все пространство, откуда уже давно ушли все наши подразделения.

Первая удача вдохновила Дробышева. Он подбежал к пулемету, обхватил руками склонившихся к площадке Гаркушу и Тамаева и в перерывах между близкими взрывами прокричал:

— Сейчас они в атаку бросятся. Мы осветим, а вы, как только они поднимутся, бейте на пределе, а потом сразу назад, на следующую позицию.

— Есть, товарищ старший лейтенант, — ответил Гаркуша, — вмажем, аж в том самом Берлине отзовется.

«Ну и орел же этот Гаркуша, все ему нипочем», — подумал Дробышев и спросил второго пулеметчика:

— Как, Тамаев, угостим фрица?

— Так точно, товарищ старший лейтенант, — прокричал Алеша, — патронов хватит.

Как только минометный обстрел стих, Дробышев в разных направлениях выпустил четыре ракеты и сразу же перед нашей, теперь совсем пустой первой траншеей, увидел бежавших группами вражеских пехотинцев.

— Огонь! — закричал он пулеметчикам, но те уже строчили длинными очередями. К ним присоединились очереди автоматчиков, и фашистская пехота, так и не добежав до нашей траншеи, приросла к земле.

— Скорее назад, скорее! — торопил Дробышев пулеметчиков и подбежавших к ним автоматчиков. — Ваши все? — спросил он Козырева.

— Все, идите впереди, — я замыкаю, — ответил Козырев.

Ходом сообщения Дробышев побежал вниз. Топая и тяжело дыша, за ним спешили пулеметчики и автоматчики. Позади, где перед нашей траншеей залегла фашистская пехота, трещали автоматы, потом послышались далекие выстрелы, и мины обрушились на то место, откуда только что ушла группа Дробышева.

«Удачно отскочили, — на бегу радовался Дробышев, — теперь еще на второй позиции повторить такое же и — порядок!»

Но на второй позиции задержаться не пришлось. Над высотой, где размещался командный пункт, вспыхнули три зеленые ракеты. Это означало, что отвод главных сил закончен и группы прикрытия могут, не задерживаясь, отходить самостоятельно.

— Все, товарищи, — сказал Дробышев, — задача выполнена, полк вырвался из окружения, теперь только…

Дикий, сотрясающий вой мин и гул взрывов оборвали его слова. Весь район бывшей обороны полка от переднего края и до высоты, под которой еще не догорели зеленые ракеты, покрылся сплошными всплесками пламени. Вражеский огонь все усиливался и нарастал. Ослепленный, ничего не слыша, Дробышев махнул рукой пулеметчикам и автоматчикам и что было силы бросился по скату вниз, где располагался медпункт батальона. Он до мелочей помнил дорогу к этой незабываемой для него землянке и сразу же нашел ее.

— В укрытие! — не слыша своего голоса, крикнул он и, вслед за солдатами и Козыревым, вскочил в землянку.

Кто-то чиркнул спичкой и осветил окровавленный пол, куски бинтов, ваты, обрывки бумаги. В землянке остро пахло лекарствами. Оголенные стены и потолок мелко вздрагивали. Крохотные оконца, как при сильной грозе, полыхали розовыми отблесками.