Илья Маркин - Впереди — Днепр!

— Сейчас, сейчас, — успокоил его Столбов, — всех, что есть поблизости истребителей, бросаем.

Более получаса кипела невообразимая борьба в воздухе. Чудом разбираясь, где свои, где фашистские самолеты, Столбов командовал истребителями, направляя их то на одну, то на другую группу фашистских бомбардировщиков.

Еще не утихли бои в воздухе, как на всем фронте от реки Псел и до железной дороги, фашистские танки и пехота бросились в атаку. Стиснув кулаки, Федотов видел, что происходило перед фронтом и на левом фланге его дивизии, и от ярости скрипел зубами. Сейчас он ничего не мог сделать. Все зависело от выдержки подразделений и частей, схлестнувшихся с противником. Почти целый час нельзя было разобрать, что происходило на фронте.

Чтобы хоть как-то облегчить положение на земле, советские штурмовики и бомбардировщики ударили по вражеским тылам и по путям подхода к фронту. Несмотря на упорство советских истребителей, не прекращала действия и фашистская авиация. Особенно настойчиво бомбила она подступы к Прохоровке и села на берегу реки Псел.

А еще через час Федотов узнал, что противник узким клином прорвался по берегу реки и захватил припсельские села: Козловку, Васильевку, Михайловку. Создалось исключительно сложное положение. Два глубоких вражеских клина — один от совхоза «Комсомолец» до совхоза «Октябрьский» и второй вдоль берегов реки Псел — разъединили оборонявшиеся под Прохоровкой советские войска, поставив их под угрозу окружения.

Федотов отчетливо понимал, что сейчас положение его дивизии, оказавшейся в самой глубине территории, отрезанной прорвавшимся противником, было, как никогда, тяжелым. С двух сторон на нее наседали фашистские танки и пехота. Вражеская артиллерия из совхоза «Октябрьский» и из сел Васильевка и Михайловка насквозь простреливала все тылы и подступы к фронту. Никогда еще Федотову не приходилось испытывать столь отчаянного положения. Все, что было в дивизии, уже находилось в бою. У Федотова не осталось не только резервов, но даже надежной охраны собственного командного пункта, к которому почти вплотную подошли фашистские танки. Он приказал начальнику штаба собрать всех людей и занять круговую оборону. Все штабы полков давно уже дрались вместе с подразделениями. На своих местах оставались только командиры.

— Ну, дружок, надежда только на тебя, — сказал Федотов удивительно спокойному Столбову. — Все, что у меня есть, брошено в бой. Еще один натиск и…

Федотов резко взмахнул рукой и бессильно опустил ее. Столбов сурово нахмурил сросшиеся брови:

— Сила, сила адская прет, черт бы их позабирал на тот свет. Ну, ничего, — взмахнул он кулаком, — мы еще всыпем им горяченького до слез. Сейчас вызываю группы штурмовиков и будем непрерывно, до самой темноты штурмовать и бомбить фрицев. И носа не дадим сунуть дальше тех районов, куда они прорвались.

Раздумывая о дивизии, Федотов видел только один выход из отчаянного положения: вывести части из этого мешка между вражескими клиньями. Он уже приготовился доложить это командиру корпуса, но тот позвонил; сам и приказал начать отход к селу Прелестное, что западнее Прохоровки.

— Хоть бы дождь ливанул, что ли, — закончив разговор с командиром корпуса, воскликнул Федотов.

— Ни боже мой, — сузив красные от напряжения глаза, возмущенно проговорил Столбов, — это же скует авиацию, а без наших штурмовиков и бомбардировщиков вас фрицы, как яичную скорлупу, раздавят.

В другое время Федотов обиделся бы на столь самонадеянное и нелестное для наземных войск заявление, авиатора, но сейчас он понимал, что Столбов был прав.

— Давай, давай штурмовики, — умоляюще сказал он авиатору, — только действуйте непрерывно. Нужно сковать противника и дать нам возможность хоть немного оторваться, выйти из боя.

— Все, как по нотам, разыграем, — воскликнул Столбов, — будьте спокойны, товарищ генерал! Прикажите только обозначить ракетами свой передний край, чтобы нам бить точно и не поразить своих.

Все дальнейшее произошло действительно, как разыгранное по нотам. Одна за другой группы советских бомбардировщиков ударили по тылам и огневым позициям артиллерии гитлеровцев, а «Илы», также одна группа сменяя другую, непрерывной бомбежкой и штурмовкой сковали фашистские танки и пехоту. Под столь мощным прикрытием авиации все советские части к вечеру вышли из мешка между вражескими клиньями и заняли оборону у села Прелестное.

Командующий 11-й гвардейской армией Западного фронта генерал-лейтенант Баграмян, прикрыв опухшими веками усталые глаза, терпеливо ждал, когда Бочаров закончит разговор по телефону «ВЧ». Смуглое лицо» его с крохотными усиками казалось совершенно бесстрастным, но едва Бочаров попрощался с Решетниковым, командарм склонился к нему и полным нескрываемой тревоги глухим голосом отрывисто спросил:

— Что?

— Трудно там, — в тон ему, так же глухо и тревожно проговорил Бочаров, — противник отчаянно рвется к Прохоровке с двух сторон: с юго-запада и юго-востока. На юго-западе наши войска отошли километров на шесть, но все же противника остановили. На юго-востоке сложнее. Более двух немецких танковых дивизий узким клином прорвали нашу оборону и угрожают тылам главной группировки Воронежского фронта. Генерал Ватутин для ликвидации прорыва вынужден был бросить в бой часть войск пятой гвардейской танковой армии. А это же главная сила в завтрашнем контрударе.

— Плохо, очень плохо, — сурово нахмурился Баграмян. — Ротмистров пришел кулаком бить, а его раздергивают и туда и сюда.

— И часть армии Жадова уже введена в бой, — добавил Бочаров.

— Совсем плохо, — резко встряхнул крупной наголо обритой головой Баграмян, — не завидую Жадову и Ротмистрову. Положение у них никудышное. Завтра бить надо, каждый солдат дорог, а тут отвлекайся. Неприятная обстановка.

— И все же утром контрудар под Прохоровкой состоится, — желая успокоить генерала, сказал Бочаров, — и контрудар мощный, решительный.

— А был бы еще мощнее. И как это не удержались, а? — осуждающе развел руками Баграмян. — Держались, держались и — пожалуйста, в самый решительный момент не выдержали.

— Это неверно, товарищ генерал, — с обидой проговорил Бочаров.

— Как, то есть, неверно?

— Противник прорвался не потому, что наши войска не выдержали, не смогли устоять.

— А почему же? Может в ловушку его, в капкан заманивали? — насмешливо спросил Баграмян.

— Только потому, что противнику на какой-то момент всего на одном единственном участке удалось создать подавляющее превосходство в силах, — выдержав настойчивый взгляд командарма, по-академически четко сказал Бочаров, — это и решило все. А наши войска дрались героически.