Илья Маркин - Впереди — Днепр!

Степан Иванович Васильцов вел колонну больных; раненых и спасавшихся в лесах местных жителей. Странная, горестно-скорбная была эта колонна. Полторы сотни розвальней с людьми, скудным запасом продуктов и кое-каким домашним скарбом уныло тянули отощавшие лошаденки. Между ними, утопая в рыхлом снегу, брели женщины и дети повзрослее, жалостно мычали продрогшие и голодные коровы, кое-где виднелись одинокие фигуры вооруженных мужчин. Ни смеха, ни громких выкриков и оживленных разговоров. Только приглушенный хруст снега, тяжелое дыхание людей и животных да редкие возгласы понукавших лошадей ездовых тревожили унылую глушь бескрайних лесов.

В первую ночь с трудом удалось пройти всего лишь менее десяти километров. Позади, на востоке, где остались главные силы отряда, то замирая, то вновь разгораясь, глухо рокотали отзвуки боя. Едва уловимо доносилась стрельба и с севера и с юга.

К утру вконец измученные лошади уж не подчинялись ни уговорам, ни кнутам. Не пройдя и половины намеченного пути, пришлось остановиться на дневку.

Васильцов рассыпал подводы среди угрюмых и безмолвных вековых сосен, выслал во все стороны дозоры и отправил донесение Перегудову.

Стрельба на востоке не утихала. Вернувшиеся от Перегудова лыжники привезли Васильцову коротенькую записку.

«Не задерживайся ни на секунду! — писал командир отряда. — Уводи колонну еще хоть километров на пять. Каратели жмут отчаянно. Держимся с трудом. Много убитых и раненых. Боеприпасов осталось совсем мало».

— Еще хоть пять километров, — повторил Васильцов, — в бледном свете раннего утра осматривая беспорядочный табор. От жующих последние остатки сена лошадей и коров валил белесый пар. В разных местах дымили костры, и вокруг них грудились женщины и дети. Дымилась и единственная во всем отряде, захваченная у немцев походная кухня.

— Сварилась каша? — спросил Васильцов чумазого повара с деревянным протезом вместо правой ноги.

— Еще бы малость подварить, да вот, — морща одутловатое лицо, показал повар на окружавших костры людей, — того и гляди поуснут — и не поднимешь.

— По малому черпаку хватит на всех?

— Должно хватить.

— Ну, быстро выдавай сначала детям, раненым, а потом остальным. Через полчаса тронемся.

— Тронемся? — удивленно округлил покрасневшие глаза повар. — Они же и с места не сдвинутся, враз попадают.

— А как же иначе, — кивнул Васильцов головой в сторону неутихавшей стрельбы.

— Воздух! — донеслось из глубины леса.

— Гаси костры, — прокричал Васильцов.

— И ты заливай топку, — бросил он повару. — Наверняка «раму» черти несут.

Над лесами и в самом деле плыла осточертевшая и солдатам на фронте, и партизанам в лесах «рама» — двухфюзеляжный немецкий разведывательный самолет. Пока «рама» кружилась вдали, все костры были погашены и в сосновом бору замерла прогорклая дымом настороженная тишина.

— Сюда, сюда прется, — отчаянно прокричала какая-то женщина, и все люди, не сговариваясь, словно по единой команде бросились к стволам деревьев. Только раненые партизаны невозмутимо лежали на санях да Васильцов с поваром стояли у погасшей кухни.

— Вот неразумные, — беззлобно упрекнул повар женщин и детишек, — вроде, как страусы: голову спрятали, а хвосты наружи. Да в таком лесище — будь у него хоть сто глаз — ни черта не рассмотрит.

В этом был уверен и Васильцов, но когда «рама» прогудела над бором и повернула на второй заход, он невольно шагнул в сторону ближней сосны.

«Фу ты, наваждение какое-то. Как мальчишка не смышленый», — мысленно выругался он и, выждав, когда разведчик отлетел к северу, приказал повару:

— Раздавай, только быстро.

Первыми к походной кухне прибежали санитарки, за ними потянулись детишки, а женщины с удивительным спокойствием и даже, как показалось Васильцову, безразличием продолжали стоять под деревьями, не глядя даже в сторону кухни.

От Перегудова прибежал еще один лыжник.

— Уводите скорее, командир приказал, — задыхаясь от поспешного бега, прохрипел он. — Фрицы танки пустили. Один подбили, остальные напролом лезут. Только и можем удержать, что за ручьем с оврагами. А овраг-то вот он, почти рядом.

Васильцов ждал, что сразу же после команды строиться в колонну начнутся жалобы, стоны, роптанья, но все подводы уже вытянулись между деревьями, а никто не проронил ни слова. Все молча, с каким-то упрямым ожесточением и настойчивостью делали свои дела. Притихли даже самые неугомонные мальчишки, безмолвно помогая запрягать лошадей и выводить подводы в общий строй.

Опять, перемежаясь с неумолкающей стрельбой, поплыл среди величавых сосен монотонный скрип снега, приглушенные всхрапы лошадей, тяжкий шорох множества шагов.

Разведчики далеко ушли вперед, но какая-то смутная, сосущая сердце тревога охватила Васильцова. От вытащил из саней лыжи, взял с собой двоих разведчиков и решил сам выскочить вперед колонны.

— Степан Иванович, — окликнула его в голове колонны Нина, — Степан Иванович, я же совсем здоровая, сильная, что же я буду с больными, ранеными… Я же лыжница, не раз первой на соревнованиях приходила, стрелять умею… Дайте оружие, я тоже в охранение пойду.

Нина была так взволнована, что на бледном лице ее выступили красные пятна.

— Дайте хоть наган какой-нибудь, не могу я так, без дела, — продолжала она, умоляюще и требовательно глядя на Васильцова.

— Степан Иванович, — вступился за девушку сопровождавший Васильцова Кленов, — и в самом деле, что ей прозябать тут, когда она воевать может. У нас там есть еще в запасе и лыжи одни и карабин с целым подсумком патронов.

Васильцов хорошо знал презрительное отношение к женщинам вихрастого, часто озорного и буйного отчаюги разведчика Артема Кленова и немало удивился его столь горячей защите почти незнакомой ему девушки.

— Да вы не глядите, не глядите на меня так, — рассердился Кленов, поняв мысли Васильцова. — Это же не какая-нибудь неженка или хлюпалка мокроглазая. Это же Найденова Нина, — гордо вскинул он голову, дерзко скосив на Васильцова цыганские глаза, — та самая разведчица, про которую мы, не зная ее имени, целый год легенды слышали.

Нина смущенно потупилась, что-то невнятно пробормотала и, взглянув искоса на Кленова, с обидой проговорила:

— Выдумываете несуразное.

— Ладно, ладно, — строго остановил ее Кленов, — скромничание интеллигентское совсем ни к чему. Так я в один момент и лыжи, и карабин организую, — сказал он Васильцову и, не ожидая его согласия, умчался к саням разведчиков.

— В самом деле, Степан Иванович, — оправдываясь и, видимо, защищая Кленова, проговорила Нина, — ну, честное слово, тошно без дела тащиться. Воюют все, а я, как инвалид.