Георгий Николов - Зной прошлого

— Спасайся, Яна, нам нельзя погибать обоим.

Она хотела остаться подле раненого мужа и сражаться до конца. Верила, что ей удастся его спасти. Умело перевязала его раны и, все еще надеясь на какое-то чудо, огляделась по сторонам. Но вместо товарищей по отряду увидела группу приближающихся солдат и полицейских.

— Беги, спасайся… ради ребенка, — из последних сил выдохнул раненый и, вытащив из кармана фотографии Аэлитки, протянул их Яне.

Со сжавшимся от боли сердцем бросилась Яна в ту сторону, куда отступили партизаны. Но догнать своих ей не удалось. Яна осталась одна, не зная ничего ни о судьбе мужа, ни о том, как закончился бой. Выскользнув из блокированного жандармами района, она притаилась на поросшем густым лесом склоне. Все еще были слышны выстрелы, но они доносились уже откуда-то издалека, со стороны села Петково. Наверное, ее товарищи по группе все же смогли оторваться от преследователей и сейчас уходят в восточном направлении, чтобы укрыться в селах у надежных ятаков. Нельзя было медлить и ей — необходимо было как можно дальше уйти от этого проклятого места. Но какая-то неведомая сила властно влекла ее назад, туда, где, простреленный вражеской пулей, упал Николай, ее муж и товарищ по жизни и по борьбе. Как хотелось ей быть сейчас рядом с ним, поднести воды к его запекшимся губам, ободрить: «Ты будешь жить, милый, будешь жить».

Через кукурузное поле Яна вновь подобралась к высокому дубу, под которым в считанных шагах от нее лежал на спине Николай. Рядом с ним толпились солдаты и жандармы. Какой-то офицер громко отдавал распоряжения… Вскоре подъехала запряженная волами телега, которой правил старый крестьянин. Военные засуетились. Старик поднял руку: пусть подождут! С косой на плече он направился к опушке леса и вскоре вернулся с большой охапкой свежескошенной травы. Старик бросил ее в повозку, затем долго уминал и разравнивал траву и лишь после этого отошел в сторону. Солдаты уложили раненого, старик взял в руки поводья, и повозка тронулась… «Куда его везут? Окажут ему помощь или?..» — мучила себя вопросами Яна, взбираясь вверх по поросшему лесом склону. Отсюда как на ладони были видны село Петково и дорога в село Козичино. Вот из-за поворота показалась телега с раненым в сопровождении группы жандармов. «В Козичино везут. Там есть фельдшер, может быть, окажут помощь», — думала Яна, продолжая пробираться лесом вслед за конвоем. Но вскоре лес оборвался, началась равнина, двигаться дальше среди бела дня было слишком опасно. Дождавшись на краю леса темноты, Яна пробралась в село и постучала в один из крайних домов. Дверь открыла хозяйка, испуганная и изумленная.

— Беги, сестра, — тихо прошептала она, — в селе полно жандармов, схватят тебя.

— Сегодня к вам в село привезли раненого. Не знаешь, что с ним?

— Откуда мне знать, целый день боюсь выйти за порог.

Получив от хозяйки ломоть хлеба, Яна поспешно покинула село и провела ночь в лесу. «Если встречу кого-нибудь, — думала она, — остановлю и расспрошу обо всем. А себя выдам за сельскую учительницу».

В тот день Колю Неделчев из села Козичино, несмотря на проливной дождь, отправился в поле. Ждать было нельзя, посевы начали зарастать сорной травой. Бог с ними, жандармами, пусть занимаются, чем им положено. Все последние дни в окрестных горах то в одном, то в другом месте вспыхивала перестрелка. Когда все это кончится — никто не знает. А вслед за летом придет зима. Немало хлеба понадобится, чтобы прокормить семью. Так что и в неспокойные времена негоже забывать о делах. Еще с утра Колю получил разрешение от кмета, предъявил свою торбу для проверки выставленному на окраине села посту и, выйдя за околицу, зашагал прямо через лес по тропинке, ведшей в сторону села Голица.

Еще издалека заметил Колю Неделчев шедшего ему навстречу человека, но, лишь поравнявшись, разглядел, что это женщина. Она была коротко подстрижена и одета в серые брюки гольф и короткое пальто.

— Я учительница из села Голица, — заговорила незнакомка, — иду в околийскую управу за зарплатой.

— Знаю я, какая ты учительница, — ответил Колю Неделчев и присел прямо на мокрую землю. — Ты партизанка, но меня тебе нечего бояться.

Яна продолжала стоять на тропинке, не вынимая правой руки из кармана пальто. Лишь несколько дней назад ей пришлось пережить горечь обманутого доверия, и сейчас она была начеку…

Вырвавшись из окружения, группа Лыскова начала продвигаться на юг, в заранее условленный район. Неподалеку от села Бырдарево партизаны остановились на отдых, а после полуночи вновь выступили в поход. К утру они добрались до Симовой кошары, далее их путь лежал по Бойкову долу, где всего три дня назад отряд вел свой последний бой. Лысков, да и другие партизаны понимали, что этот маршрут нежелателен, но особо выбирать в блокированном противником районе не приходилось.

В группу командира помимо самого Лыскова входили еще пять человек: Яна, Иван Немцов, Минко, Радка и Ванчика. Трое из них живы и поныне, Радка и Минко при каждой нашей встрече подробно рассказывали мне о последнем походе, о гибели командира. Лишь Ванчика обычно был неразговорчив, неохотно возвращался к событиям прошлого. Однажды мне удалось собрать их всех троих вместе. Был на встрече и Ванчика, самый юный партизан отряда «Народный кулак». Вновь зашел разговор о последних днях отряда, незаметно включился в него и Ванчика.

— Помню все, — начал свой рассказ Ванчика. — И как отряд был разделен на группы, и как переживал Лысков, что мы были вынуждены возвращаться по старому маршруту, и под каким проливным дождем пришлось нам идти в ту ночь.

— Лысков очень тяжело перенес раздел отряда на группы, — дополнил Минко. — Он замкнулся, стал необычно задумчив, его мучил один и тот же вопрос: «Вчера был отряд — сегодня его уже нет. Удастся ли вновь собрать людей?»

К вечеру следующего дня группа добралась до местности Терзиева-шума и решила отдохнуть в одном из пастушеских шалашей. Там партизаны обнаружили двух подростков, которые приглядывали за стадом, — Колю Георгиева и Николу Стоянова…

— Партизаны выглядели очень усталыми, их одежда была насквозь мокрой, — рассказал мне при встрече Никола Стоянов. — Они сразу попросили нас разжечь огонь. Одна из партизанок спросила, нет ли у нас немного хлеба или молока. Она сказала, что партизаны нам за все заплатят. Мы с Колю подоили козу и отдали весь хлеб, который у нас был. Но хлеба было немного, так что каждому досталось лишь по маленькому кусочку. Лысков мне показался очень нервным и озабоченным. Когда партизаны немного отдохнули и обсушились, он обратился ко мне: «Ну что, тезка, ты, наверное, понял, что мы партизаны?» «Как не понять, сразу понял», — ответил я. «Ну а если все понял, — продолжал Лысков, — подумай, можем ли мы эту ночь провести здесь, у вас…» Партизаны заночевали в шалаше, рано утром мы их отвели в более безопасное место — в Куртеву кошару…