Дмитрий Быков - Живой

— А хули мне с той профессии. Лапу сосал год и сейчас бы сосал.

— Зато живой был бы.

— Нахуй такую жизнь…

— То есть ты за бабки? — уточнил Игорь.

— А ты за идею?

— Нет, — сказал Игорь. — Я тоже за бабки. Какая идея-то? Нет ни хуя никакой идеи.

— Стоп, — сказал Кир. — А если за бабки, что ж вы остались меня прикрывать?

— Ну ты сравнил, — обиделся Никич. — Это друтое дело.

— Ты живой был, — добавил Игорь.

Никич смерил его укоризненным взглядом и постучал себя по шапке.

— В смысле и остался, — поправился Игорь. — Живого кто же бросает?

— Коромыслов бросил, — вспомнил Кир.

Историю Коромыслова он знал хорошо: тот оставил раненого бойца и увел остатки взвода, и спас остальных. Самого его, правда, через неделю накрыло — на ровном месте подорвался на какой-то левой мине, там и мин-то не было.

— Ну и где теперь Коромыслов?

— А вы где?

— А мы очень даже неплохо себя чувствуем, — сказал Игорь. — Пельмешков вот поели, водочки попили… А Коромыслов, наверное, не может поесть пельмешков, он существует в разорванном виде, прости меня, Господи.

— А интересно, — сказал Никич, — если бабу понюхать, ну, я имею в виду там, в том месте, которым так интересовался рядовой Кириллов на школьной скамье… то возникнет ли эффект насыщения?

— Какого насыщения? — не понял Игорь.

— Насыщения бабой. Момент оргазма, я имею в виду.

— Ну, попробуй.

— Но где же я возьму голую бабу?

— А вот Кир пойдет ночью к бабе, и ты понюхаешь.

— Вы чего, мужики?! — не понял Кир. — Вы что… вы хотите тоже?

— Естественно, хотим.

— Нет, Никич, стоп! Что вы хотите, я догадываюсь. Но вы что… пойдете со мной?

— А куда же мы денемся, Кир? Ты сам посуди. Мы кому являемся-то?

— Нет, это полная хуйня, — возмутился Кир. — Это никуда не годится. Я вас не буду представлять в это время.

— Ну, не представляй. Вот сейчас давай попробуй. Не думай про нас минут пять, а мы посмотрим.

— Не думай о белой обезьяне, — процитировал Никич. — Кир, можешь не думать о двух белых обезьянах?

Они стояли прямо перед ним, плотные, убедительные, непрозрачные — только потрогать нельзя, — и ухмылялись самодовольно.

— Значит, так, — сказал Кир. — Сейчас мы будем ставить эксперимент. Мы будем устанавливать максимальное расстояние, на которое вы можете отойти без ущерба.

— Да пока ты нас видишь, мы хоть на километр, — сказал Игорь.

— Ладно. Вот я попробую зайти в парадное, а вы оба тут стойте. Договорились?

— Ты надолго? — тревожно спросил Игорь.

— Нет, на минуту. Ну, считайте, что я поссать пошел. Вам же тоже хочется ссать?

— Уже нет — сказал Игорь. — Давно уже нет.

— Счастливцы, блядь, — сказал Кир. — Хорошо быть кисою, хорошо собакою…

— Завидуешь? — спросил Никич.

Кир устыдился. Он быстро зашел в ближайший подъезд. В этом доме жил когда-то его приятель со смешной фамилией Колбасин, они потом уехали из города, отца куда-то перевели.

Игорь дернулся было за ним, но остался на месте. Никич стоял спокойно.

На стенах в подъезде были все те же надписи, которые помнил Кир, но прибавились и новые: «ПРЕВЕД ЗЕДАНЧЕГ» и «ВОВА РУЛИТ». Раньше, помнится, было написано, что Вова сосет. Порадуемся за Вову. Он полез в карман за сигаретами и чертыхнулся: карманы в штатской одежде были все не на привычных местах. Во внутреннем кармане куртки лежало письмо Морозовой. Он забыл про это дурацкое письмо и не выбросил его сразу, как приехал, а потом вдруг подумал: вот я не выкинул по дороге письмо, и с матерью все в порядке, а если б выкинул, то мало ли что. И он продолжал таскать его при себе, переложив в другую одежду. Теперь он понимал, что это идиотизм. Самое время было от письма избавиться, спустить в мусоропровод. Но мусоропровод был весь забит какой-то вонючей дрянью. Ладно, потом. Он сосчитал до шестидесяти и вышел. Призраки стояли в тех же позах, разве что Никич прислонил пулемет к стене.

— Ну как, нормально?

— Ничего, — сказал Игорь. — Одиноко только.

— Ты смотри там, — сказал Никич. — Побыстрей кончай.

— Да он и вставить не успеет, — сказал Игорь. — Кир, ты сколько уже без бабы?

Кир был без бабы долго. В последний раз, сейчас я вам скажу, когда же это было-то.

Это было в сентябре прошлого года в Моздоке. Действительно, все вышло позорно быстро. Но он и не старался. В том и дело было, чтобы побыстрей.

— Мужики, ну договорились? — сказал Кир просительно. — Не будете кайф ломать?

— Да ты еще погоди, может, она и не даст тебе.

Никич опять укоризненно посмотрел на Игоря и покрутил рукавицей у виска.

— Нет, но могла она… я не знаю… меняются же люди?

— Игорь, — сказал Кир спокойно. — Ты же мне друг как бы, да? Но я, блядь, не посмотрю, что друг…

— Я даже не посмотрю, что мертвый, — добавил Никич и хихикнул. Кир усмехнулся. Злоба прошла.

— Да ладно, Кир, — сказал Игорь. — Нормально все.

Он неощутимо хлопнул его по плечу. Или все-таки ощутимо? Кир уже привык, что руки Игоря и Никича проходят сквозь него, он не может ни потрогать их, ни врезать, если обидится. Но на этот раз он что-то почувствовал, что-то вроде ветра.

Прикосновение. Привычка, что ли? Или они с каждым днем обретают плоть?

— Мужики, — сказал он. — Вы как будто делаетесь реальней… или мне кажется?

— Это ты… — начал Игорь, но Никич посмотрел на него вовсе уж зверскими глазами.

— Это ты загнул, — закончил Игорь, потупившись.

— Ладно, иди еще детсад нам покажи, — сказал Никич.

— Ну, как, Сережа? — спросила мать с затаенной гордостью и вытерла распаренные руки о передник.

В центре стола красовался турецкий поднос, купленный Киром в универмаге на главной кораблинской площади. Стол ломился от яств, вспомнилась Киру фраза из сказки. Набор яств был предсказуемый, вечный, его и провожали с ним же. При виде соленых помидоров его чуть не вывернуло: он вспомнил начфина среди собственных заготовок, хлюпающего горлом, изумленно выкатившего зенки.

— Нормально, — ответил Никич за Кира. — Я вижу сальце…

— Сальце к сальцу тянется, — беззлобно заметил Игорь.

— Класс, — сказал Кир.

— Ты куда ходил-то? — спросила толстая Семина.

Она была уже замужем, но не переменилась ничуть: те же губы сердечком, так же густо намазанные. Мазалась она вообще без меры. Кир когда-то научился целоваться именно благодаря Семиной, хотя не чувствовал к ней ровно ничего. Просто Семина была доступней, мало кому отказывала. Говорили, конечно, что она в Кира влюблена, но мало ли. Семина в кого только не была влюблена, а замуж вышла за Тимофея Ракитина и фамилию взяла его. Ракитин был из второй школы, занимался спортом, тягал штангу, был чемпионом области, полным тупарем. Когда Кир стал ходить с Таней, он про Семину забыл начисто. Таня пришла в их класс только в десятом, тут сразу и началось. Многие хотели гулять с Таней, но гулял с ней Кир, два года гулял.