Поль Сидиропуло - Костры на башнях

— А теперь слушай еще одну приятную новость. — Самое важное Василий Сергеевич оставил, пожалуй, напоследок. — Наконец отыскался Карл Карстен. Оказывается, он жив. Долго болел, но сейчас опасность миновала. Живет в Берлине. Лечит известных спортсменов. Вроде бы хирург, — уточнил Тимофеев. — Обратился к нашему советскому консулу. Очень хочет приехать на Кавказ. Просится на вторую Родину. Так и сказал.

— Приятная весть, Василий Сергеевич. Мне казалось, его нет в живых. Очень рад, честное слово…

— И я так думаю. Как семья? Мать? Вот тут Екатерина Андреевна буквально вырывает из рук моих трубку, хочет с Елизаветой Христофоровной договорить. Ну-ка, зови мать…

Странное чувство испытывал Соколов с самого утра, да и ночь выдалась беспокойной: не спалось ему, один и тот же сон донимал дважды. Он, Виктор, встречает московский поезд, а тот почему-то проскакивает мимо перрона, даже не замедляя хода. И люди оторопело смотрят ему вслед.

Виктор Алексеевич встал раньше обычного, принял прохладный душ, чтобы взбодриться. И после привычного легкого завтрака, который не менялся у него изо дня в день, крепко заваренного чая и ломтика хлеба с маслом — вышел из дому. На работу он обычно ходил пешком.

Подрагивающий румянец коснулся синевы неба — из-за снежных гор поднималось солнце. Пожилая женщина-соседка открывала ставни свежевыкрашенного дома. Виктор Алексеевич поздоровайся с ней, почтительно наклонив голову.

В райкоме отдал самые первоочередные указания, взял машину и поехал на вокзал. И там выяснил: поезд опаздывает более чем на час. Соколов и себе до конца объяснить не мог, почему волновался: может, потому, что задержка, казалось, не только оттягивала встречу, но вроде бы делала ее невозможной.

Наконец объявили о прибытии поезда, и зеленого цвета локомотив показался на сверкающих под солнцем путях. Состав тяжело двигался мимо перрона, дрожала под локомотивом земля, колеса стучали на стыках. Виктор Алексеевич оказался точно напротив седьмого вагона.

В тамбуре его стоял высокого роста пассажир. Крупная непокрытая голова мужчины была седой, из-за снежной белизны волос лицо его казалось смуглым. Дождавшись остановки поезда, пассажир сошел на перрон, вслед за ним спустился юноша с огромным чемоданом. Парень был похож на молодого Карла Карстена, Только теперь Соколов сообразил, что белоголовый мужчина, идущий чуть впереди парня и слегка прихрамывающий на правую ногу, и есть Карстен-старший.

Виктор Алексеевич шагнул ему навстречу:

— Карл!

— Виктор! Дорогой! Как я рад встрече. Я снова на гостеприимной кавказской земле. Знакомься — это мой сын, Генрих.

Соколов сел с Карлом на заднее сиденье «Волги», а Карстена-младшего посадили впереди, рядом с водителем Махаром Зангиевым. Машина отъехала от железнодорожного вокзала.

— Ты хромаешь? — возобновил прерванный разговор Виктор Алексеевич. — Что-нибудь серьезное с ногой?

— Это моя ахиллесова пята, — махнул рукой Карл и улыбнулся, разводя руками, как бы оправдываясь. — Натерпелся я с ногой, дружище. Чуть было не отрезали выше колена. И вообще, случай меня спас. Между жизнью и смертью находился. Расскажу тебе как-нибудь… — Глаза его стали грустными. — На Эльбрус теперь вместо меня пойдет он, мой сын. Я сказал ему: поедем на Кавказ, Генрих, этот сказочный край ты должен увидеть своими глазами. Я познакомлю тебя с замечательными людьми. Я хочу познакомить наших сыновей, Виктор. Они должны подружиться. И я непременно приглашу вас в Германию. Наши дети продолжат дружбу. Я много рассказывал сыну о Кавказе, о тебе, о наших товарищах. Но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! — продолжал он возбужденно. — Да, мы с Генрихом были как-то на концерте. Приезжал ваш ансамбль к нам в Берлин. Как они танцевали! Джигиты! Среди солистов назвали знакомую фамилию: Хачури. Сын Тариэла Хачури, наверно? Я так и понял. Стройный парень. Виртуоз. Летал по воздуху. Генрих был в восторге. Стал торопить меня: когда поедем на Кавказ?! Вот только жаль… не смогу познакомить сына со своим спасителем…

— Со стариком Мишо? — догадался Виктор Алексеевич. — Почему не сможешь? Разве ты не желаешь туда поехать?

— Он жив?

— Жив-здоров! Подступает уже к столетней отметине!

— Генрих, ты слышишь? Оказывается, старик Мишо жив.

— Да, папа, слышу. — У парня был мягкий голос, и говорил он негромко и почтительно. — Кавказ по долгожителям занимает первое место в мире.

— Прекрасно! — шумно одобрил Карл. — Ты познакомишься с мудрым стариком, который спас твоего отца… И не только от смерти, но от позора. И вообще, мы побываем в райском месте… — Он неожиданно замолчал и повернулся к Соколову в неловком ожидании, словно переступил дозволенное невзначай — самолично определил маршрут.

Виктор Алексеевич понял волнение Карстена, улыбнулся ему и, мягко опустив на плечо руку, бодро произнес:

— Обязательно поедем. И старик очень обрадуется. Вспоминали про тебя не раз, когда бывали у него в Ларисе.

Машина плавно описала дугу на застроенной новыми зданиями площади и подкатила к гостинице «Терек».

Памятник погибшим в Отечественной воине бойцам строился у развилки двух дорог на окраине города, под лесистым холмом, неподалеку от кафе «Кавказ». Место примечательное, живописное, кругом много зелени, тут поднялись стройные с голубым отливом ели, из-под густой травы, корней деревьев, желтых голышей, чем-то похожих на лепешки, денно и нощно бьют неиссякаемые родники, и холодный ручей тянется в ложбине, заросшей мятой.

Здесь всегда оживленно, останавливаются туристы, чтобы утолить жажду — молва о вкусной воде быстро распространилась далеко за пределы Северного Кавказа. В мангалах на углях жарили отменные шашлыки, их подавали путникам в беседки, увитые диким виноградником. Отдохнув в прохладной тени, туристы отправлялись затем по крутой дороге в горы.

Виктор Алексеевич в общих чертах обрисовал проект сооружения, как оно будет выглядеть в законченном виде. А когда подъехали к месту и вышли из машины, добавил:

— На огромной каменной глыбе будут крупно изображены лица — солдата в каске, матроса в бескозырке, партизана в папахе, женщины в косынке. Одним словом, тех, кто участвовал в битве за Кавказ.

— Красиво, очень замечательно здесь! Место хорошо подобрано! — восхищался Карл Карстен, но при этом грустными оставались его глаза. — Я непременно увижу памятник, когда он будет готов. Мы можем немного задержаться.

— Это место у нас особенное, — сказал Хачури — он тоже сопровождал немецкого гостя вместе с Соколовым. — Мы очень часто проводим здесь наш отдых. Сюда приходим на Октябрьские торжества, на маевку. Как говорится, не зарастет сюда народная тропа.