Поль Сидиропуло - Костры на башнях

— Откуда ты взялся? Где ты был столько лет? — Мадина смотрела на него, все еще не веря — он ли это, или кто-то другой, очень похожий на Амирхана, младшего брата ее мужа? Испуг все не отпускал ее, держал в тревожном напряжении.

— Рассказывать, милая невестушка, долго. — Амирхан коснулся пальцами вспотевшего виска, потянулись нитями морщины от прищуренных глаз. Он постоял в раздумье — обо всем ли говорить или только о главном? И заговорил с нарочитым подъемом: — Поездил, мир повидал. А вы, по-видимому, думали — упрятали меня в тюрьму. Или похоронили? Нет, мои родные, жив, как видите. И надеюсь, что мы заживем наконец по-настоящему, как того заслуживаем. Как того хотели наши родители. И постарались все для этого сделать. — Он опустил руку на плечо Мадины, с подчеркнутой нежностью провел по тонкой ткани ее летнего простенького халата и продолжал так, будто оправдывался: — Скажу вам откровенно, сколько раз порывался вам помочь. Но как? Через кого? Чекисты не дали бы вам житья. Родственник за границей! Им только дай повод. За него, Азамата, беспокоился. Один он у нас, продолжатель рода Татархановых. Беречь должны его как зеницу ока. Ничего, сынок. Я здесь, и за все с Советами теперь рассчитаемся.

— Что такое ты говоришь? — Мадина привстала. — Что ты надумал, Амирхан? — Косынка сдвинулась к затылку, обнажая поседевшие волосы.

— Ничего особенного. Все поставим на место — вот и все, — улыбнулся деверь. — Буду жить у себя на родине. Хватит, поскитался. Надеюсь, заслужил такое право? — Говорил он как будто шутливо, но глаза оставались злыми.

— Не поняла. Ничего не поняла. Объясни толком.

— Что же мне тебе объяснять? — вымолвил он, и племянника подключил в разговор, чтобы на этот счет выведать и его мнение. — Думаю, и так ясно. Верно, Азамат?

Племянник тоже не все понял и только пожал плечами и опустил глаза: он не знал, как быть, как вести себя в такой ситуации. Толстая сумка дядьки и его вещмешок, из вылинявшей парусины лежали на полу рядом, точно для контраста: уходящего и наступающего времени; сравнение такое воспринималось им с волнением. Появление Амирхана вроде бы удерживало его от опрометчивого поступка, который мог бы совершить он, отправившись в горы. Азамат понял, как неукротимо попадает под влияние дядьки, как жадно ловит его слова — боялся его и в то же время на него почему-то надеялся.

— Что ясно? Что? — настаивала Мадина. — Договаривай.

— Милая напуганная женщина, вот что я скажу тебе, — возвышенно добавил Амирхан. — Перво-наперво тебе нужно успокоиться. Все, невестушка, конец твоим бедам, — с подъемом продолжал он. — Солнце поднимается на востоке, а садится на западе — таков закон природы. Следовательно, ни мне, ни кому другому нельзя нарушить привычный путь небесного светила. Точно так и наша людская жизнь — нарушать ее нельзя. Никому! Веками по кирпичику складывали материальные ценности, — туманно и таинственно рассуждал он, нагоняя страх на сноху. — И всему этому решили положить конец эти голодранцы. Рано или поздно, а безобразию должен был наступить конец. Так я говорю, племянник?

— Послушай, Амирхан! — оборвала его Мадина. — Я малограмотная женщина, не понимаю, о чем ты говоришь. Но чувствую, не с добром ты пришел.

— Ну вот, высказалась, невестка!

— Ты говорил, что за него, за Азамата, беспокоился, — заторопилась Мадина, боясь, что деверь не даст ей выговориться. — Верно, один он, продолжатель рода Татархановых. Беречь его надо…

— Именно так и будет! Говорил и все для этого сделаю! — жарко пообещал Амирхан. — И явился, Мадина, не как в тот год, крадучись. Хозяином!

— Хозяином? — опешила она. — Выходит, ты с ними? С немцами…

— Слава аллаху! — воскликнул Амирхан. — Наконец уразумела.

— Уразумела, уразумела, — закачала Мадина головой в горести. — Неужто все сызнова? Неужто прежних бед мало? Зачем ты явился? Скажи, что тебе нужно от нас? — Глаза ее покраснели, набухли от слез.

— Успокойся, что же это ты! — Амирхан был искренне удивлен, что ему оказан такой прием. — Другая бы радовалась. День наконец сменил ночь.

— Прошу тебя — уходи. Сюда могут прийти. — Мадина покосилась на вещмешок с сожалением и тоской: только теперь она поняла, что натворила, задерживая сына дома. — Увидят тебя… Ну как тебя уговорить. Азамата ждут. И сюда могут прийти. И так к нам… Смотрят на нас… Иди, сынок. Сейчас хватятся товарищи. Чего же ты мешкаешь! О, всевышний, что я наделала! — Она разрыдалась: — Пропади все пропадом! Прокляли нас, прокляли!

— Перестань, Мадина. Все кругом перекрыто. Ну-ка, Азамат, дай-ка матери воды. — Амирхан взял женщину за плечи: — Кого это ты ждешь? Никто сюда не явится. А если и явится, — подчеркнул он с особой значимостью, — то только свои. А ты, — бросил племяннику насмешливо, когда он пришел с кружкой, — можешь убрать вещмешок…

— Э-э! — махнул Азамат обреченно рукой. — Всю жизнь мы по каждому поводу… Боимся, ждем, как провинившиеся. Когда и нас…

Мадина сделала глотка два и продолжала беспомощно, безнадежно сокрушаться, посматривая перед собой безумными глазами:

— Неужто прежнего горя мало? Осталась без мужа. Дети росли без отца. Что еще тебе от меня нужно? Прошу тебя — уходи! Уходи, прошу тебя!

— Что такое ты болтаешь?! — вспыхнул Амирхан — он понял, куда она клонит, да недоговаривает самых неприятных для него слов.

Как ни пытался он вести разговор задушевно, не повышать на нее голос, как бы она ни возмущалась, ни выговаривала бы ему, — прорвало, однако, как непрочную плотину водой. Нужно было сдержаться и не наговорить пугливой женщине в порыве гнева лишнего. Жалея об этом, сказал в оправдание:

— Или забыла, кто довел твоего мужа до смерти? Кто пустил нас по миру? Кто весь наш род норовил растоптать, уничтожить? Кто кого! Каждый получит свое! Никого не пощажу.

Мадина снова вскочила.

— Я знаю, чего ты хочешь! — заявила она. — Ты хочешь мести. Убить и сына Соколова, и его жену, внука… Только помни, месть может обернуться возмездием…

— Не-ет, невестка! — вымолвил угрожающим тоном Амирхан. — Мне этого мало. Полетят не только головы Соколовых. Всех в бараний рог согну. Всю Советскую власть свергнуть надобно. Я хочу вернуть родину. Сделать ее такой, какой она была, какая она мне по душе. Мне нужны мои земли. И твои, Мадина. И Азамата. И той, которая спит. Солнце поднималось на востоке — и будет подниматься там, где положено, Так должно быть, и так будет, вот увидишь.

— Ты хочешь крови. Нет! Не бывать этому! — Глаза Мадины теперь сухо горели. — Мне ничего не нужно. Все, что у меня есть, — это мои дети. Мне этого хватит. И оставь нас в покое. Сына моего не трогай. Не впутывай. Лучше уходи. Не губи нас. Уходи!

— Крепко же тебя напугали. Заладила: уходи, уходи! — налился злобой Амирхан. — Кого прогоняешь? Давала бы отчет своим словам. Или я у чужих? Скажи!