Поль Сидиропуло - Костры на башнях

— Все! Я никогда не увижу тебя больше! — И крепко обвила его шею руками, словно пытаясь удержать мужа.

В какой-то момент он не совладал с собой, отстранился от нее, рассерженный, и грубовато отчитал ее:

— Что это ты меня раньше времени хоронишь?

— Боже! — Надя будто только теперь осознала смысл оброненных слов. — Прости. Пойми и не ругай, пожалуйста, — продолжала она с виноватым видом. — Стала бы я говорить такое? Это выше моих сил, понимаешь? Мне кажется, я никогда не увижу тебя. Ты уедешь — и всему наступит конец.

Она вытерла слезы и замолчала, взяла себя в руки: очевидно, выговорилась, поплакала — и полегчало, как это бывает. И заговорила далее поспокойнее, рассудительнее:

— Прошу тебя, не обращай на мои слова внимания. Поцелуй меня. Такое говорю тебе на дорогу. Любимый. Такая уж я… одни эмоции. Не сердись. И не придавай моим истерикам значения. А все, милый, потому… Счастье переполняло мое сердце. Сама себе боялась порой признаться. Да что это со мной происходит, боже?! Все больше и больше тебя люблю. Сердце, кажется, вот-вот выпрыгнет…

Он обхватил ее крепкими руками, прижал к себе; горели влажные, окропленные слезами Надины щеки, а ее обнаженная спина, несмотря на теплую летнюю ночь, показалась холодной. Да и знобить ее стало.

— Ну-ну, что ты, родная?! — Виктор обнял ее покрепче, словно пытался обогреть, горячими ладонями.

…Надю Виктор полюбил сразу. Сразу, как только увидел ее в клубе горняков на танцах, сказал себе: вот она — девушка моей мечты! На сердце Виктора стало тревожно и радостно. Тревожно оттого, что не знал — понравится ли девушке, а радостно оттого, что встретил наконец ту единственную, на которой охотно, не раздумывая, женился бы.

Он пригласил ее на танец. Оркестр комбината играл танго. После двух-трех плавных па на танцплощадке, заполненной парами, Виктор заговорил:

— И откуда прибыла в наш горняцкий городок такая красавица?

Ему едва удалось скрыть волнение.

— Издалека! — в тон, восторженный и игривый, ответила девушка, и щеки ее запылали то ли от неловкого его комплимента, то ли от того, что ей передалось волнение парня. — Впрочем, отсюда — рукой подать. Из Минеральных Вод.

— А в наших горах как оказались? В гостях? У кого? — возбужденно атаковал Виктор.

— Грамоте решила поучить ваших ребят. Окончила во Владикавказе [1] Владикавказ несколько раз менял свое название. В романа для удобства читателей всюду дается исконное название города. (Прим. автора.) . педагогический институт и сюда попросилась.

— Какая же вы умница! Чувствовали, должно быть, вас здесь очень ждут, — пытался он понравиться девушке.

— Что, так требуются учителя? — спросила она с подозрением, будто почувствовала в его словах подвох.

— Еще бы! Сразу же после танцев отправимся в Минеральные Воды. Сосватаю, пока не отбили вас у меня…

— К чему такая спешка? — улыбнулась Надя. — Ночью автобусы не ходят. Так или иначе, придется подождать.

— Что вы! Пешком пойдем. А если дорогой устанете — на руках понесу!

Он шутил, но тут же ловил себя на мысли, что так бы и сделал: поднял бы среди ночи водителя автобуса, который возил рабочих комбината, уговорил Махара Зангиева выводить машину. А тот ради начальника цеха, то есть его, Виктора Соколова, отправился бы хоть на край света. Однако сознавал, что такое невозможно, это причуда, и выглядит он в глазах девушки довольно хвастливым, только не мог уже с собой совладать.

— А что такого? Час-полтора, вот и все хлопоты.

— А там? — загадочно спросила Надя.

Они стали встречаться: он сразу же понравился ей. Раз-другой ездили к ее родителям в Минеральные Воды. Однако свадьба чуть было не расстроилась из-за его, Виктора, матери. Обычно добрая, умная и справедливая мать, которая после смерти отца относилась к нему с какой-то болезненной любовью и лаской, неожиданно и, как показалось Виктору, неоправданно воспротивилась этому браку. И причиной всему был пустяк.

В средней терской школе, где Надя преподавала литературу, вел историю Азамат Татарханов. Время от времена после уроков они покидали школу вдвоем, идти им было по пути. Надя снимала комнату в доме Зангиевых, у родителей Махара. Мать Виктора видела Надю и Азамата вместе, когда они проходили мимо больницы и мило беседовали. Ничего предосудительного Виктор в этом, разумеется, не видел; более того, допускал, что Азамату нравилась Надя. И что с того? Важно, что девушка предпочла его, Виктора.

Но мать на это смотрела по-другому. Она продолжала ненавидеть Татархановых, никак не могла подавить в себе эту ненависть и с годами и поэтому-то с неприязнью отнеслась и к Наде, к ее прогулкам с Азаматом.

Нельзя сказать, чтобы Виктор питал особые дружеские чувства к Азамату, хотя они учились в одном классе, часто общались, но чтобы ненавидеть?! Он-то, мальчишка, в чем виноват, что дядька его — убийца старшего Соколова и был злейшим врагом Советской власти?

Мать же болезненно переживала, когда видела их вместе:

— Чтобы больше тебя не видела с ним!

— Мама, ну скажи, при чем тут Азамат? Сейчас сын за отца не отвечает. А тем более — за дядьку, которого, наверно, и в живых-то давно уже нет.

— Он ярый враг! — много раз говорила мать. — А они скрывали его. Он бывал у них, а они скрывали, да, да! Пока не убил твоего отца. Ненавижу! Весь их род ненавижу.

— Но как же Ромео и Джульетта, мама?

— Не шути, сынок.

— Кстати, у Азамата очень хорошая сестра.

— Если тебе приятно расстраивать мать — пожалуйста, можешь продолжать.

Нет, не мать была причиной отчуждения Виктора с Азаматом: много странного, подчас необъяснимого стал со временем замечать Виктор в поведении и в словах Азамата, одноклассника. Ощутимым это стало, когда они повзрослели. Как-то после уроков они вдвоем забрели за город и дошли почти до подножия высокой, с остроконечной вершиной скалы, названной пацанами «каланчой». Никому из сверстников Виктора не удавалось забраться на ее вершину. Виктор поклялся самому себе, что осилит недоступную высоту — и покорил ее на глазах своих товарищей. Это была первая, пусть небольшая, но очень сложная в его жизни вершина. С этого дня началось, собственно, непроходящее увлечение альпинизмом, которое продолжалось и в институте.

А тогда они побросали на траву портфели и легли.

— Ты слышал о моем деде? — спросил Азамат после некоторого молчания.

— Так, — уклончиво откликнулся Виктор. — Немного.

Не хотелось говорить того, что он знал о нем.

— Обидно, знаешь. Как будто и не было человека на свете. А если честно, он был самым уважаемым человеком на всем Северном Кавказе, — не без гордости отметил Азамат и продел сквозь зубы травинку, которую сердито вырвал из земли. — Только теперь вспоминают о нем не все, а так… немногие.