Поль Сидиропуло - Костры на башнях

— Осторожно!

— Еще, еще! Тяните!

— Под ноги смотри!

Особые трудности возникли с переправой скота.

— Его ведь не привяжешь, не проволокешь, как раненых, на носилках, — беспокоились бойцы.

— Метет и метет, черт, сил нет стоять.

— Ты-то что молчишь, Асхат? — Усы у Николы Николаева побелели, заиндевели.

— Становитесь по обе стороны тропы! — сообразил Тариэл. — Да за руки, за руки держитесь. А с этой стороны погоним.

Бойцы стали плотной стеной с двух сторон, образуя своеобразный коридор. Животные безропотно потянулись друг за другом цепочкой, без сутолоки.

— Ну, родимые!

— И выход нашелся.

— Голь, поди, на выдумку хитра.

К вечеру люди выбились из сил, и нужно было думать об отдыхе. Соколов полагал, что они смогут еще дотемна добраться до хижин охотников, разместить там детей, а остальных пристроить под открытым небом, но в безветренном месте. Теперь ясно было: ночевать придется в одной из углублений ущелья.

Отыскали такое углубление у подножия горного гребня, здесь нависшая скала укрывала от снега. В нем разместили детей, стариков, раненых. Многим раненым требовалась неотложная перевязка — женщины взялись помогать медикам. Разожгли костры, грели воду.

На рассвете, когда молочные тучи задвигались и стали уходить, натыкаясь на вершины, Прохоров явился к Соколовой делать перевязку.

— Погода, видать, установилась, товарищ капитан, — с подчеркнутым почтением обратился к комбату Прохоров после перевязки.

— Вроде бы. — Виктор никогда не бывал с ним в приятельских отношениях, хотя до войны и работали в одном рудоуправлении. — Как рука?

— Готов стать в строй, товарищ капитан.

— Будь осторожен, — предупредил Соколов.

— Все будет как надо.

Комбат кивнул и не стал более задерживаться. Он направился к медикам, расположившимся в нише под скалой. «Сколько неприятной угодливости в нем! — подумал Виктор о Прохорове. — А какие холодные неприятные глаза! Удивительно, все считали Прохорова хорошим парнем. Веселый, общительный, исполнительный, уважительный, как только не расхваливали! Никто никогда на неге не обижался, никому никогда он не причинил обиды, на пил, не курил — идеальный, и все тут. И никто, даже жена, не разглядел его холодных, как ледяшки, глаз. Впрочем, глаза — не улика, за них под суд не отдашь, кроме того, и с такими вот глазами, наверное, бывают хорошие люди. Это теперь можно смело судить и рядить, когда знаешь, кто он такой. А прежде?»

Над валунами вился дым от костра — здесь находился головной отряд Тариэла Хачури. В его распоряжение отправился и Прохоров.

Мать, по-видимому, не сомкнула за ночь глаз, сидела на каких-то узлах, усталая, цвет лица показался ему нездоровым. Виктор подсел к ней, обнял за плечи.

— Как ты? Наверно, не прикорнула совсем?

Елизавета Христофоровна смутилась: при людях сын проявляет нежности, такого еще не бывало.

— Ты был прав, — сказала она. — Прохоров попросил меня выписать его. И я чуть было не обронила: охотно!

— У вас ему делать уже нечего.

— Только ли у нас?

— Мама!

— Пусть простит меня господь бог, мне было мерзко перевязывать его на этот раз, — печально призналась она. — Подобное отвращение я испытала еще как-то. Когда вынуждена была оказать помощь белогвардейским разбойникам.

— Было и такое, мама?

— Да. Досталось им тогда на Курской слободке. У нас, во Владикавказе. Работала я в больнице. А тут их привезли сразу же после боя. Не хотела, ты знаешь, оказывать им помощь. Едва пересилила себя. Долг медика.

— Много испытаний выпало на вашу долю.

— И вам вот досталось.

— Ничего, мама. Мы крепкие, выдержим. Воистину ваши дети.

Протянув к огню руки, грелись у костра бойцы.

— Товарищ старший лейтенант, принимайте подкрепление. Рядовой Прохоров прибыл для прохождения дальнейшей службы…

— С выздоровлением.

— Спасибо.

— Смотрите, кто к нам прибыл.

— Саша!

— Прохоров, здоров?

— Здравствуйте, друзья. Рад вас всех видеть. Наконец я вырвался к вам. Надоело болеть.

— Как там наш Махар? Скоро ли и он вернется?

— Скоро. Куда он денется.

Вслед за Прохоровым пришли еще трое солдат. Двоих Хачури определил в поредевшее в последнее время отделение Аргуданова.

— А как же Махар? — забеспокоился Асхат. — Обещали выписать.

— Выпишут — вернется.

— А не отправите его потом в другое отделение?

— Чудак. Принимай этих. Поправится Махар, и его определю к тебе в отделение. — Ротный улыбнулся — вспомнилась ему драка двух парней. Как будто не так давно это было, а столько событий произошло с той поры, какая у них дружба получилась.

Хачури зашагал во второе отделение — определить третьего бойца.

— Будем знакомиться. — Асхат протянул руку, как бывалый боец новичку, и назвал себя.

— Левон Орбелян, — ответил солдат, смуглый и светлоглазый, невысокий и крепко сложенный парень.

— Из Армении? — Асхата удивили светлые глаза парня. Аргуданов не спешил отпускать его руку, как бы давая понять, что предстоит небольшой разговор.

— Из Новороссийска, — ответил Левон Орбелян, белые зубы засверкали под черными усами. — Разочаровал?

— А я думал, из самого Еревана, — произнес Аргуданов с досадой и повернулся лицом к товарищам: — А он — новороссийский. Армянин? — уточнил Асхат строго, хоть в этом он не хотел ошибиться.

— Армянин.

— Хорошо разговариваешь по-русски.

— Жил в русской семье.

— Интересно! — Асхат вовсе заинтересовался. — Расскажи, если не секрет, конечно.

Никола Николаев подошел поближе, прислушался.

— Гляди-ка, Аргуданов проверяет анкетные данные. — И Прохоров прислушивался, о чем говорят бойцы. — Еще о родителях спроси. Кем были до семнадцатого года.

— Спросим, если понадобится — все спросим, — сухо заметил Асхат, не глядя на Прохорова.

— Долго рассказывать, — улыбнулся парень.

— И путь наш неблизкий. Времени много.

Не сейчас, конечно, а немного позже Левон Орбелян поведал о том, как в лютое время турецкой резни, в пятнадцатом году, в Трапезунде восьмилетним мальчишкой убежал от турецких охранников. Отец, когда пришли в дом аскеры — турецкие солдаты, — разбил окно скамейкой и крикнул сыну, чтобы бежал через двор. Левон не хотел оставлять отца, но он силой вытолкнул его в окно. Турецкие охранники не заметили, как улизнул мальчишка. Отца и мать расстреляли на месте. Левона взял с собой русский солдат, когда началась в России революция и русская армия, находящаяся в Турции, возвращалась на родину. С той поры родителей ему заменили русские — солдат и его жена. Они и на ноги поставили. Со временем женили.

— За что вас турки резали? — спросил Асхат. — Вы что же, воевали с ними?

— Ты что, не слышал о резне? — удивился Федор Феофанос.