Юрий Мещеряков - Панджшер навсегда (сборник)

– Э-э, одеял-мондеял, мы с травкой сегодня, – он поднял мешочек с чарсом над головой и загоготал, – сегодня праздник устроим.

– Шмальнем! – Компания одобрительно зацокала языками.

– Не сейчас. Сначала дастархан. Все должно быть как у людей.

– Хамид, – поддержал сержанта Назарбеков, – мы ж баранов в трубу видели, они тут где-то шарятся.

– Дело говоришь. Что за дастархан без барашка. Мы с Земой в соседнем доме пошмонаем, а вы втроем на охоту! – Он снова гоготнул своей шутке.

– Может, его из автомата, а?

– Давай из автомата, только чтоб со стороны поста слышно не было.

Сегодня им определенно везло. Через час разделанный баран тушился в казане, а они, расположившись вокруг очага на горе подушек, разбирали свои трофеи.

– Султан, зачем тебе эти гребешки, бусы? Лучше б дельное что нашел.

– Как зачем? Матери, сестрам подарю. Красиво, да? Ты позавидовал, наверное.

– Пайсу нашел?

– Ты, Хамид, только о деньгах и думаешь. А откуда они? Люди уходили – деньги с собой забирали. Для бумажек много места не требуется. Кто же их оставит. Ты нашел?

– Не нашел. Зато смотри, сколько мы с Земой анаши надыбали. – В руках он подбрасывал пухлый полиэтиленовый пакет. – Нам теперь и на месяц хватит.

– Да, вот бы месячишко здесь и оторваться.

– Зема, у тебя губа до пола отвисла.

– А ты отказался бы, да? Умник. Давай лучше косячок по кругу пустим.

– Давай, Хамид. Пока мясо, пока рис… Сколько ждать.

– Ну теперь можно… – По какому-то новому праву он чувствовал себя не сержантом, но кем-то более старшим, может быть, вожаком стаи, может быть, и паханом. Это признали и свои, ташкентские, Ахунбаев с Зацепиным, и эти два лоха из-под Самарканда.

Раскурив сигарету, набитую анашой вперемежку с табаком, они предались путешествию в нирвану. Краски стали ярче, очертания предметов приобрели четкость и ясность, прямые углы стали еще прямее, и сами тела готовились куда-то взлететь. Еще затяжка и – вырастут крылья.

– Пацаны, кайф…

– Кто видит розовых чертиков, не пугать, это наши братаны. – Зацепин противно засмеялся, но его шутка всем понравилась.

– У меня нет чертиков, – вяло откликнулся Султанов.

– А у меня в голове калейдоскоп какой-то, – вслед ему прошелестел Назарбеков.

– Если рис подгорит, я вам по ушам надаю, у вас обоих искры вместо чертиков посыплются. – Назарбеков было подхватился, но его походка оказалась настолько неуверенной, что всем снова стало весело. – Ладно, я пошутил, черт с ним, с рисом.

Через какое-то время мир начал возвращаться на свои места. Запели птицы, зажурчал арык, в нос ударил запах бодрящий аромат мяты. Кухонная обслуга двинулась к очагу, откуда доносился запах настоящей еды. Сощурился на солнце и Хамид.

– Жаль, Сереги Хмыря с нами нет.

– Классный парень. Мы с ним еще в Термезе отрывались вовсю. Тёлок кадрил на раз, – мечтательно вздохнул Зацепин, – сюда бы одну.

– Да, мы тут оттягиваемся, а он теперь в госпитале матрацы проминает. Не повезло ему. Теперь не до тёлок.

– Как ему морду-то разворотило, видел?

– Видел, чуть не блеванул. – Абдуразаков сморщился, невольно представив, во что превратилось лицо их приятеля, когда его разрубил осколок.

– Говорят, сейчас новые челюсти умеют делать из пластмассы. Пластическая операция и – нормалек! Ничего, выживет.

– Выживет. Он здоровый, шайтан.

– Точно. Будет красавчиком, как Ален Делон. Член на месте – и все в порядке. Опять будет по Ташкенту круги нарезать. – Зацепин мечтательно вздохнул.

– Ты чё, ему завидуешь, что ли? Те чё щас плохо? Сначала ломом по морде, а потом – красавчик? Если хочешь, мы тебе враз устроим. Ахунбаев подержит, а я пригрею. Эй, бабай, глаза разуй!

– А лом есть? – откликнулся тот, медленно выходя из транса. Они взорвались хохотом, тыча в него пальцами. Ахунбаев же таращился на них, ничего не понимая.

– Во, боец! То что надо, стопроцентный, – наконец, отдышался Абдуразаков. – Давай, сходи к корешкам, узнай, готов плов или нет? Жрать охота, уже обед по времени.

– Слышь, Хамид, а как Серега эту дуру зацепил?

– Как, как… Пошел отлить в сторонку, ну и напоролся на растяжку.

– Ротный говорил, чтоб с тропы не сходили. Я думал, он врет.

– Кто ж знал, что все так и есть на самом деле. Это просто невезуха, столько гор, столько троп, а тут шаг сделал и – готово.

– И Гайнутдину горяченького перепало. А был бы он цел, топать бы нам по горам, как миленьким, и пикник наш обломился бы. Комбат точно бы роту Мамонта на посты поставил. У него такая задница, такой мозоль, куда ему в альпинисты записываться, вот он сейчас пыхтит. Каково судьба распорядилась?

– А ты соображаешь.

– Тут особенно и соображать нечего, только представь, как сейчас четвертая и пятая роты надрываются. Не сахар.

– Ничего, им полезно, здоровее будут.

– Хамид, а если «духи» появятся?

– С чего ты взял? Тут столько войск, чистят все подряд.

– Да так. Чего не бывает.

– У нас пять автоматов, по паре гранат. Если чё, мы им дадим жару. Еще и по медали заработаем. Понял, да? – Найдя простой ответ на вопрос, который уже возникал и в его голове, он почувствовал себя почти Искандером. – Эй, повара, вы там примерзли?

Рыбакин проснулся сам. Камни сквозь плащ-палатку и сухой валежник упирались в ребра, потертый и выцветший китель х/б прилип к влажному телу, и солнце уже смело светило прямо в закрытые глаза. Спать ночью – себе дороже, а днем это не очень-то и получается. Он полежал еще немного в полудреме, ловя последние мгновенья блаженства и прислушиваясь к окружающему, в которое он собирался вернуться. Тихо. Даже тише, чем обычно. Течет струйка песка, по своим делам куда-то ползет маленький скорпион, травинки покачиваются в такт порывам случайного ветерка. Не слышно только человека. Открыв, наконец, глаза, Рыбакин сразу посмотрел на часы – уже два. Потом – на радиостанцию, она стояла рядом, под рукой, и была выключена.

– Халилов! – он резко поднялся, а ответ не заставил себя ждать.

– Я здесь.

– На связь выходили?

– Так точно, по графику.

– Что нового в эфире?

– Четвертая рота на минное поле напоролась, несколько человек без ног осталось, «021»-х нет.

– …твою мать! – Он окончательно проснулся и понял главное: наша кровушка льется. – Кто?

– Не говорили.

– Что у нас? Давай журнал наблюдений. – Здесь Халилов замешкался, и Рыбакин в ожидании поднял на него глаза: – Ну?

– Тут такое дело… Абдуразаков с четырьмя дембелями ушел в кишлак.

– Когда?

– Сразу после восхода солнца.

– Ну а ты, замкомвзвода? – По лицу взводного прошла волна тревоги и агрессии.

– А что я… – Удар пришелся прямо в нос, и из него протекла кровь, а тело неудачливого старшего сержанта отлетело на скат небольшого окопа. – А что я? – уже визгливо запричитал он, заслоняясь локтями и ощупывая лицо.