Валентин Бадрак - Офицерский гамбит

– Да я не про боевой дух… И даже не про идеологическую обработку. Я про механизм привлечения союзников – создание у этих союзников искусственной конкуренции и игра на ней. Игра весьма опасная. – Игорь Николаевич все еще колебался, стоит ли выкладывать все. И так сказал многовато, а особенно с этим бывают проблемы, когда начинаются имена и фамилии. Да шут с ней, с этой войной, решил же завязать с ней, так чего уж утаивать детали, решил он про себя.

– Объясни, я тебя не понимаю, – взмолился Артеменко.

Косые лучи приглушенного света лампы освещали только силуэт рассказчика, не доставая до его лица. Но Алексей Сергеевич почти физически чувствовал, как напряжены скулы Игоря Николаевича, как сокращается волевая складка у рта, и сам он при некоторых словах невольно напрягался всем телом, удивляясь, что не может ни опьянеть, ни расслабиться в мягком теплом кресле. Душа и тело того человека необъяснимым образом не принимали комфорт, презирая достижения цивилизации в этой области.

– Что ж тут непонятного? – Он глубоко вздохнул и с наслаждением сделал долгую затяжку, от которой щеки образовали симпатичные симметричные ямки. Алексей Сергеевич почему-то подумал, что его друг прошел такие испытания, после которых любое, самое обыкновенное действие может казаться верхом блаженства. – Смотри, в 92-м и 93-м против тех же грузин воевал Басаев. И воевал очень успешно, дерзко. Головы пленным резал, беженцев расстреливал. Фактически штурм Сухуми организовали и начали чеченцы. Я очень хорошо помню 93-й год, когда младший брат Басаева Ширвани организовал взрывы двух начиненных взрывчаткой автомобилей – один у тылового здания грузинской армии, второй – неподалеку грузинского КП. Они и стали сигналом к наступлению, весьма успешному. Но через несколько лет Басаев вышел из-под контроля. Дальше последовал кровавый Буденновск и так далее, ты все это знаешь. И вот теперь в войне с Грузией Россия упорно взращивает новую чеченскую силу – батальон «Восток». Хочешь любопытную деталь? Кремль дружит с президентом Кадыровым, но за его спиной подкармливает чеченский спецназ, который плевать хотел на этого Кадырова. Тот же Сулим Ямадаев десяток лет назад был полевым командиром, крутым парнем, мало чем отличавшимся от самого Басаева. И хотя до авторитета Басаева он тогда недотягивал, Кадырова ни во что не ставил, не считал его величиной. И вот когда Кремль сделал ставку на Кадырова и возвысил его, тот, естественно, стал подчинять себе все военные формирования. Для этого надо было убрать всех претендентов на лидерство, крупных специалистов военного дела. То есть и Ямадаева в их числе. Президент Чечни успешно устранил полк «Горец» и похожий на ямадаевский «Восток» батальон «Запад». Он уже подбирался к Ямадаеву и год назад через прокуратуру даже объявил его в розыск, а само подразделение – его личной бандой. И что же?! А то, что тут на помощь известному боевику пришло ГРУ ГШ, сделало его патриотом и Героем России. И Ямадаев, по-моему, отработал в Грузии сполна – он отважный и конкретный мужик, ну почти точная копия Басаева…

Игорь Николаевич перевел дыхание, сделал глоток и опять медленно затянулся. Он видел, что Алексей Сергеевич слушает его с возрастающим вниманием и напряжением.

– Ты полагаешь, что эти люди в какой-то момент могут стать неуправляемыми? – Про себя же Артеменко подумал: «Эх, ГРУ ГШ, опять след конторы. Какая же она многоликая, эта искусственно взращенная тайная сила демона!»

– Я не полагаю. Я это знаю! Война – их культ, батенька, их жизненная доктрина, если хочешь. Такие люди привыкают воевать, они даже ненависти не испытывают к тем, кого убивают. Приблизительно как охотник, который ходит на внушающего уважение хищника. Поверь мне, мой дорогой. Хотя бы потому, что я сам очень близко подошел к этим ощущениям. Это меня первый раз мутило, когда видел развороченное человеческое тело – результат своей деятельности. Теперь дай мне автомат и скажи: «Вот преступники, можешь с ними расправиться». И я сделаю все без колебаний, лишь бы существовал некто, который проведет четкую границу между врагами и друзьями.

Игорь Николаевич смотрел, как у старого товарища расширились зрачки, и он засомневался в своем решении говорить. «Да, кажется, перегнул палку», – подумал он. Но старт уже был дан, и, как гонщик, включившийся в перегоны, Игорь Николаевич уже не видел смысла в том, чтобы жать на тормоза. В конце концов, ведь ради разговора по душам он и нашел старого друга. А кому еще расскажешь об этом?! В таком даже жене не признаешься!

– Да-да, – повторил он тяжело и немного смущенно, – я как больной, получивший передозировку. Инъекцию в самую душу, как у нас говорят. Ладно, лирика и сопли тут ни к чему. Я ведь тебя совсем для другого разыскивал. Я из армии уволился.

– Что?! Как?! – вскричал Артеменко, не веря своим ушам. И хотел добавить: «Это же твоя жизнь! Твоя единственная судьба!» Но вовремя удержался.

– А вот так! Ты, верно, хотел сказать мне: «Что же ты наделал? Ты же ничего в этой жизни не умеешь, кроме как убивать!»

Алексей Сергеевич сжал губы и немного стушевался под прямым, непреклонным взглядом друга.

– Но чем ты собрался заниматься? – Теперь Алексей Сергеевич сам перешел в наступление.

– Честно? Не знаю!

– Как так?

– Могу сказать одно. Еду на родину. В Украину. Там мои старики, там родители жены, там корни, в конце концов. А заниматься… найду чем. Руки и ноги есть…

– Про руки и ноги я уже где-то слышал, мне это не внушает особого доверия… – перебил его Артеменко. – А может, все-таки в Москве бросишь якорь? Ну хоть ненадолго, пока осмотришься и расставишь приоритеты. А я тебе работу подыщу в столице…

– Нет, спасибо! – отрезал Дидусь, решительно спеша пресечь опекунство. И Артеменко тотчас узнал неизменные гипертрофированные, словно вывернутые наружу, независимость и непритязательность своего друга и понял, что навязывание любой идеи обречено на провал. Былой вояка между тем продолжал: – Пойми, пополнять гвардию различных охранников я не стану. Да и нервы уже не те, – тут он с деланой учтивостью улыбнулся своей по-детски наивной, неказистой улыбкой, – могу ведь пристрелить кого-нибудь сгоряча. А кроме того, я уже успел некоторых деятелей повидать и не очень-то хочу на них равняться.

Боевой полковник столь многозначительно назвал известное им обоим имя, что Алексею Сергеевичу не оставалось ничего иного, как выслушать еще один рассказ, впрочем, небезынтересный. «Как же он похож на того закопченного училищем курсанта Дидуся, когда вот так улыбается! Эх, годы, наши годы», – шепнул он сам себе, а вслух попросил:

– А ну-ка отсюда поподробнее.

– Да было это в прошлом году, я сюда в Генштаб мотался. И кто-то, уж не припомню кто, дал мне координаты Глеба Осиповича. Он тут, в Москве ошивается. Я набрал его, выяснилось, что он какой-то фирмочкой заправляет. Приезжаю, значит, к нему. А там не фирмочка, а целая компания с миллиардным оборотом, не меньше. Все значительное такое, увесистое. Ворота кованые при въезде, стоит какой-то премудрый хмырь, охраняет, по телефону куда-то докладывает, что я прибыл. Иду дальше. Приемная – будь здоров! Две секретарши длинноногие, стройные и аккуратные. Состязаются между собой в любезности. Я даже оробел. Но назвался, как учили. Они вежливо отвечают: «Заходите, вас ждут». Захожу – дверь, разумеется, двойная, с полуметровой прослойкой. Вошел, чуть не ахнул. Дорожка от двери до стола только чуть-чуть короче, чем у министра обороны. Какой-нибудь командующий ВДВ тут отдыхает, мог бы разве что адъютантом у Осиповича устроиться. На стенах небывалое убранство, хотя чувствуется склонность к военной атрибутике. Сабля висит, рога какого-то зверя, громадный аквариум с золотыми рыбками… Можешь подходить и нашептывать желания. А за аэродромным, явно недешевым столом из красного дерева сидит наш барин. Но как сидит?! Я в шоке был! В спортивном костюме, с трехдневной щетиной! Волосы у него торчат, как у черта, который только что получил отгул и оторвался от сковородки из потустороннего подземелья, где жарил грешников. Ну, наш Глеб вскочил, обнял меня, обдав, как из брандспойта, струей перегара. Присели. Я смотрю – на столе за стаканом с водой прячется, как гриб в лесу за пенечком, стопочка с характерным содержимым. Ну что тебе сказать? Потяжелел, обрюзг, в глазах наркотический туман и беспроглядная тупость… Я сразу понял, что о работе с ним бесполезно говорить. Особенно когда он свой мундир с какими-то купленными орденами показал; ну не шут ли, думаю.